Наши стрелковые части двигались по нескольким направлениям, преследуя противника в направлении Катовицы. Наш 777 артполк общей колонной двигался в центре дивизии по более проходимой дороге. С полком вместе двигался начальник политотдела дивизии полковник Голубев. Он почему-то имел особую симпатию к артиллеристам и был частым гостем в полку. Мы слишком увлеклись преследованием и забыли о том, что немецкие отступающие части могли двигаться по параллельным дорогам и даже оказаться в нашем тылу.

Точно мы не могли знать, далеко ли отстали от нас другие стрелковые части дивизии. Мы рассчитывали, что они должны двигаться примерно на одном уровне с нами. При въезде головы колонны нашей части в населенный пункт было видно, что немцы его оставили только сейчас.

Мы не ошиблись в своих предположениях. На противоположной окраине неселенного пункта противник нас обстрелял из автоматов и пулеметов. Колонну пришлось остановить и рассредоточить. Из-за домов было видно, как немцы буквально в 300 метрах от деревни начинают окапываться. Нужно было быстрее развернуть полк и открыть огонь по противнику, не давая ему окапаться и закрепиться на этом рубеже. Командиры дивизионов получили приказ занять боевой порядок и о готовности доложить мне. Я с полковником Голубевым расположился у домика на юго-западной окраине деревни. Отсюда хорошо просматривалась местность, занятая противником. Капитан Петропавловский, начальник связи полка, отдал распоряжение связистам установить связь с командирами дивизионов.

Все это делалось очень быстро. Наблюдая за противником, мы обнаружили движение довольно солидной колонны слева в направлении населенного пункта, в котором располагались мы. «Как думаешь, Пискунов, кто это будет?» – спросил полковник Голубев. «Очевидно, это двигается один из полков нашей дивизии», – ответил я полковнику Голубеву.

По всем данным наше мнение было логичным. По этим же направлениям должны двигаться и наши стрелковые полки. Когда колонна войск стала приближаться, мы не поверили своим глазам. Двигались немецкие части. Только этого нам и не хватало. С нами не было ни одного стрелкового подразделения. Орудийные расчеты были сокращены и так до минимума.

Теперь этим расчетам надо было вести огонь по противнику из орудий и отражать пехоту из ручного оружия. Когда командиры дивизионов доложили о готовности к открытию огня, колонна подошла совсем близко. Дали команду подразделениям принять меры самообороны и открыть огонь, в первую очередь, по приближающейся колонне.

Противник, видать, не ожидал, что в этом населенном пункте может оказаться артиллерийская часть Советской армии. Двигались они беспечно, никакого охранения и разведки выделено не было. По нашей команде три дивизиона открыли прицельный артиллерийский огонь по всей колонне противника. От неожиданности солдаты противника начали метаться по полю, ища убежища.

Бросая обозы, противник в беспорядке начал отступать, минуя наш населенный пункт. Когда будущие солдаты поровнялись с обороняющими подразделениями немцев за населенным пунктом, огонь был перенесен и по противнику, занимавшему оборону.

Сильный артогонь заставил бегущих солдат из двигающейся колонны и подразделения, которые заняли оборону, бросить оборонительный рубеж и начать отступление. Бой нами был выйгран. Противник обратился в бегство. Дивизионам дали команды «Отбой» и «Вытянуться в походную колонну для дальнейшего преследования противника». Пока подразделения полка вытягивались в колонну, подошла наша пехота. Путь для пехоты был уже расчищен. Полковник Голубев поблагодарил подразделения полка за умелые действия и посоветовал в дальнейшем двигаться совместно с пехотой, а сам убыл в штаб дивизии. Я со своей опергруппой примкнул к 914 полку. Полк мой решили с командиром 914 полка подполковником Шабельным пустить за головным батальоном.

После взятия Катовице и Гливице дивизию повернули преследовать противника в направлении Рыбник-Рацибуж. С каждым днем наступать становилось все трудней. Наши стрелковые подразделения сильно поредели. В 914 стрелковом полку, с которым мне приходилось больше всего действовать, осталось 150-200 активных штыков. Противник с каждым днем начал оказывать сопротивление все сильнее и сильнее. Чем мы ближе подходили к реке Одер, тем ожесточеннее противник сопротивлялся. При преследовании противника от Катовице в направлении Рыбник-Рацибуж приходилось выбивать его с каждого километра. Артполк, при малочисленности стрелковых частей и подразделений, брал большую тяжесть по уничтожению немцев на себя. При атаке нашей пехоты приходилось вместе с передовыми цепями передвигать и пушечные батареи вручную, чтобы в любую минуту можно было бы более эффективно помочь огнем артиллерии пехоте прямой наводкой. Подполковник Шабельный, бывало, скажет: «Пискунов, если твои пушки находятся вместе с пехотой, я спокоен». Такие у нас возникали разговоры при малочисленности наших стрелковых подразделений. Однажды мы севернее Рыбника совсем застопорились. Противник оказывал настолько сильное сопротивление, что дальнейшее наше наступление оказалось нецелесообразным. Немцы подтянули артиллерию и танки типа «Тигр» и вели по нам очень сильный огонь, не давая поднять головы.

Наличие солдат в стрелковых подразделениях можно было пересчитать по пальцам. На окраине населенного пункта оказался двухэтажный каменный дом. Верх был разрушен, но прочные кирпичные стены представляли прочное укрытие. Подвальное помещение этого дома служило хорошим убежищем. На втором этаже мы с Шабельным разместили свой наблюдательный пункт. Сам дом стоял на высоте да плюс второй этаж давали хороший обзор местности, занятой противником. В окопах у противника оказались танки типа «Тигр» и самоходные артиллерийские установки «Фердинанд».

Из всех стрелковых подразделений Шабельный скомплектовал один батальон, в котором насчитывалось не более 80-100 человек. Этот импровизированный батальон расположился у расставленных орудий моего полка на прямую наводку. Всего батальон оборонял район по фронту не более 800 метров. Оборудованных позиций не было. Пехота залегла в кювете вдоль дороги около нашего наблюдательного пункта. Комдив запросил Шабельного: «Почему остановились и не продвигаемся вперед?» Мы вместе доложили комдиву, что немец нас прижал к земле и не дает поднять головы, стрелков же осталось столько, что они еле сдерживают контратаки противника.

Через некоторое время комдив полковник Д.Л. Казаринов сам пожаловал к нам на НП. Убедившись, что мы с трудом удерживаем населенный пункт, в котором находимся, комдив убыл на КП дивизии, обещая что-то предпринять. Единественное, чего нам не хватало для дальнейшего наступления это активных штыков. Подполковник Шабельный подчистил все свои тылы, и кто мог держать оружия был привлечен на передовую. Зам комдива полковник Коцурин от себя лично отдал распоряжения, чтобы я орудийные расчеты послал в атаку вместо пехоты. «А орудия куда прикажете, сдать на склад?» – спросил я полковника Коцурина.

Он ничего лучшего не нашел ответить: «Выполнять мое приказание». Я категорически отказался выполнить такое нелепое распоряжение и при нем позвонил комдиву. Доложив о поручении распоряжения Коцурина, я спросил, как поступить. Оборона в этом населенном пункте и так держалась только на артиллерии. Поправить положение лишней сотней орудийных номеров в наступлении едва ли мы смогли бы и выбить противника с занимаемого рубежа, а истребить все расчеты смогли бы легко. После чего комплектовать орудийные расчеты и обучить их за короткий срок мы, естественно, не смогли бы. Артполк оказался бы совершенно не боеспособным.

Мои доводы при докладе комдиву поддержал командир 914 полка подполковник Шабельный, с которым я находился на НП. Комдив, выслушав наш доклад, отменил распоряжение полковника Коцурина и приказал ему прибыть на КП дивизии. И так мы остались при своих интересах. На второй день часов в 11 дня к нам последовало высокое начальство во главе с командиром корпуса, командующим бронетанковыми войсками армии генералом Романовым и с ним прибыл командир артдивизии прорыва РГК. Потребовали доложить обстановку и почему мы застопорились.

Мы показали на местности расположение противника, наши силы, состоящие из нескольких орудий, и горстки пехоты, лежащей около нашего дома, и подробно объяснили причины нашей задержки. Вид у прибывших товарищей был боевой – видно хотели одним махом выбить противника с занимаемого рубежа и обратить его в бегство. Развернули карты, отобрали для наблюдения у нас стереотрубы и начали предлагать друг другу, как лучше выбить с этого рубежа противника. Прошло несколько минут как приехали старшие начальники. Немец вел себя раньше довольно агрессивно, а тут как по чьему-то велению успокоился. Я не думаю, чтобы противник не предполагал о нахождении в этом доме наблюдательного пункта. Вдруг два ствола самоходных орудий противника начинают из-за укрытия поднимать свои жерла. «Смотри», – сказал я Шабельному, – «это по нашу милость».

Через какое-то мгновение снаряды противника наш НП могли превратить в груду кирпичей. «Товарищи командиры, быстрее перейдите за следующую стену», – успел я крикнуть им. В это время раздались выстрелы и разрывы снарядов противника разрушили еще полстены, за которой только что стояли прибывшие командиры. Обошлось все благополучно. Пострадала только одна стереотруба, которую не успели перетащить за следующую стену. Противник повторил огонь по нашему расположению. Наши начальники свернули карты и быстро уехали. В течение дня к нам на помощь больше никто не появлялся.

Простояли мы на этом рубеже несколько дней, пока другие части не сменили полк Шабельного и не возобновили наступление. После чего противник был выбит и продолжал отходить к реке Одер. Недалеко, северо-восточнее Рыбника, немцы оказали сильное сопротивление и задержали снова наше наступление.

Мне позвонил на НП комдив и передал довольно печальную вещь. Начальник политотдела полковник Голубев оказался, по сути дела, в западне. Находился он с передовыми подразделениями. Немец контратаковал передовые подразделения и несколько потеснил их. Полковник Голубев забежал за фольварк и стал у стены, обращенной в нашу сторону. Пехота наша оказалась за оврагом метрах в 50-100 от фольварка. Немцы простреливали местность так, что отойти от фольварка было невозможно. После разговора комдива я в стереотрубу разыскал начподива. Стоял он у стены, обращенной к нам, у каменного выступа. Необходимо его отход прикрыть огнем артиллерии, чтобы блокировать огневые точки противника. Сделать это без риска было совершенно невозможно. Немцы находились у самого фольварка. Если произвести огневое окаймление фольварка арт. огнем, то обязательно отдельные снаряды заденут фольварк и осколками от разрывов снарядов могут поранить полковника. Избежать этого было невозможно. При том, что никакой связи с ним нет, хотя мы видим его. Какой момент выбрать для перебежки. Раньше побежишь – немцы расстреляют, опоздаешь с перебежкой – погибнешь от своих снарядов. Необходимо было оторваться от стены в момент нашего артиллерийского залпа. Я передал своему связисту, чтобы он просигналил наши намерения флажками, используя азбуку Морзе. Не знаю, понял он наши сигналы или нет. Впоследствии я спросил нашего начподива, понял ли он нашу азбуку. К сожалению, сигналы флажками видел четко, но толком ничего не понял. Одно было ясно, что мы собирались открыть по этому району артогонь. Решили мы сначала открыть огонь по флангам фольварка и заставить укрыться противника от наших разрывов, а через минуту открыть огонь непосредственно по району фольварка.

Расчет был прост. Как только наши снаряды начнут разрываться на флангах и прижмут противника к земле, начподив должен среагировать и немедленно бежать, а в это время мы произведем огневой налет по фольварку.  

Привлек я три батареи. По флангам вели огонь пушечные батареи, а через фольварк гаубичная, у которой траектория более навесная (крутая), чем у пушек, и большая была вероятность в том, что снаряды перелетят через фольварк и разорвутся вблизи него. Когда я скомандовал «огонь», у меня мурашки заползли по коже. Однако снаряды полетели и вернуть их обратно уже невозможно. О порядке огневого прикрытия я доложил комдиву. Дмитрий Леонидович дал свое согласие на открытие огня. И вот первые разрывы снарядов фланговых батарей – удачно. Через какое-то мгновение начали рваться снаряды гаубичной батареи.

Как я и предполагал, отдельные снаряды зацепили фольварк. Вокруг образовалась сплошная пелена пыли от кирпича, черепицы и дыма. С нетерпением ожидали мы, пока рассеется пыль, а также доклада от нашей пехоты. Когда пыль рессеялась у стены фольварка начдива не было. «Неужели», – подумал я, – «снаряды задели полковника?» Несколько томительных минут, пока ожидали доклада от пехоты, показались целой вечностью. О! Какая радость, пехота с переднего края сообщила, что начподив находится у них, жив, здоров и невредим.

От сердца отлегло, как будто тяжеловесный камень свалился. Слава богу. Задачу мы свою выполнили.

Некоторые товарищи могут спросить, зачем было подвергать полковника риску, можно дождаться ночи и под покровом темноты выбраться из этой ловушки.

Этот вариант был не менее опасен. Немцы постарались бы блокировать фольварек огнем и взять полковника живым, при оказании им сопротивления они убили бы его. Сомнений не было, что полковник живым в руки немцев не дался бы. Однако так бесславно потерять начподива было бы непростительной ошибкой.