Наша 246-я дивизия наступала во втором эшелоне. Маршрут движения дивизии за наступающими частями 1-о эшелона мне был известен. Я дал команду полку «Отбой», а также собраться в расположении огневых позиций и в готовности следовать на соединение со своей дивизией. Место встречи я выбрал на пути движения за бывшим передним краем обороны противника. Хотелось до подхода дивизии посмотреть на результаты своей работы.

То, что мы увидели на первой позиции обороны противника после артиллерийской обработки, превзошло все наши ожидания. Траншей было не узнать, все перемешано с землей и бревнами от блиндажей. На каждом шагу валялись трупы, брошенное вооружение и техника. Я про себя подумал: «Молодцы артиллеристы, не ударили в грязь лицом, свое обещание выполнили». А обещания были следующими: при прохождении командующим фронтом маршалом И.С. Коневым с командующим артиллерией фронта С.С. Варенцевым по боевым порядкам артиллерии все мы на требования маршала отвечали: «Не подведем, товарищ маршал Советского Союза, уничтожим противника и расчистим путь нашей пехоте и танкам в наступлении». Думаю, что командование нашей 60-й армии и командование фронтом не были в обиде на действия артиллерии.

Часам к двум подошла наша дивизия, и полк влился в общую походную колонну дивизии. Когда наши части прорвали главную полосу обороны, противник с Севера, с направления Кельце, пытался контратаковать наши части в южном направлении. Но к этому времени были введены в прорыв танковые армии, и контратака противника была отбита, а контратакующие части немцев разгромлены.

Наступление развивалось успешно. В первый день дивизия прошла за наступающими частями по направлению Кракова более 20 км. Через двое суток наша дивизия была введена в бой и наступала на Краков. Нужно отметить, что танковые армии, вырвавшись вперед, наносили тяжелые и непоправимые поражения подходившим войскам противника. На пути нашего наступления противник не мог оказать серьезного сопротивления и, как правило, после короткого боя поспешно стремился отходить на запад и старался оторваться от наших частей для занятия последующего оборонительного рубежа. Однако это ему не удавалось. Наши части по пятам преследовали противника и на его плечах врывались в населенные пункты и оборонительные рубежи. Преследование проводилось днем и ночью. 18 января к исходу дня мы уже находились на удалении примерно 20-25 км от Кракова.

Краков было решено брать схода. И не дать возможности противнику закрепиться в городе. Всю ночь двигались. На подступах к Кракову наши колонны перемешались с немецкими отходившими частями. Мы не предполагали, что в нашей колонне двигаются немцы, а немцы не предполагали, что перемешались среди Советских войск. При возникновении пробок были выражения по адресу виновных, состоящие из крепких русских словечек. Мне кажется, что немцы поняли свою оплошность и, очевидно, не желали выдавать себя, стремясь под покровом темноты переправиться через Вислу в районе Кракова, а затем постараться оторваться от наших войск. А возможно немцы и не знали. Полагая, что отступают совместно с ними и русские … или подразделения армии предателя Власова. Когда стало рассветать в нашу колонну полка вклинилась огромная колонна машин с пехотой противника. Пришлось молниеносно принимать решение, чтобы не дать немцам опомниться. Решение заключалось в следующем. Не останавливая колонну, по цепочке и радио передавали следующую команду командирам подразделений – в колоне двигаются немцы. По сигналу немедленно спешить личный состав и быстро окружить немцев.

При самых положительных результатах я полагал, что немцы окажут сопротивление и жертвы будут неизбежно. Необходимо было все предусмотреть, чтобы потери свести к минимуму. Выбрав удобный момент, я дал команду остановить колонну и приступить к разоружению немцев. Наш командиры подразделений настолько оперативно среагировали и выполнили команду, что немцы не успели прийти в себя и разобраться, что с ними происходит. Некоторых офицеров пришлось будить: «Вставай, фриц, приехали». Немецкие офицеры, следовавшие в этой колоне под дулами наших автоматов, дали команду сложить оружие. Все обошлось как нельзя лучше. Потерь не было. Обезоруженных немцев колонной отправили в наш тыл, а часть транспорта оставили непосредственно в части. Машины оказались на ходу, требовалось посадить только своих водителей. В Краков мы вошли уже часов в 8-9 утра. Впереди нас через Краков прошли танки 3 танковой армии генерала Рыбалко.

Не останавливаясь в Кракове, я повел полк через город прямо к переправе через Вислу. Когда я подъехал с полком к переправе, наши саперы произвели настил на льду, то есть наращивание льда. Главная задача была, очевидно, в том, чтобы усилить лед и дать возможность пропускать артиллерию и танки на правый берег Вислы. На переправе находился командарм нашей 60 армии генерал Курочкин и бывший мой командующий артиллерией корпуса полковник М.Н. Горский. Я доложил, что прибыл на переправу со всем полком.

Командарм спросил: «Пискунов, сможешь ли ты переправиться непосредственно по льду через Вислу? На противоположном берегу нет артиллерии, и пехота ведет тяжелые бои с контратакующим противником».

«Попробую», – ответил я командарму и дал команду по колонне – приготовиться к переправе. В первую очередь решил переправить пушечные батареи, за ними пустить 105мм немецкие орудия и в конце уже 122мм гаубицы. Первые орудия прошли удачно. Это вселило у нас уверенность о благополучной переправе всех орудий.

Однако в конце переправы одно орудие 122мм начало проламывать лед. Я до переправы последнего орудия находился на месте переправы. Когда орудие начало проваливаться, я только успел кликнуть расчету: «Рубите постромки, чтобы под лед не пошли лошади вместе с ездовыми». Орудийные номера выполнили команду молниеносно, и упряжка с ездовыми успела выскочить на противоположный берег. Жаль было орудия, но что поделать. Я доложил командиру, что полк переправился, одно орудие провалилось под лед. Командарм все это видел и сам и после моего доклада сказал единственные слова: «Спасибо, молодцы».

Сразу же после переправы в 1.5-2 км от берега полк занял боевой порядок и принял бой с противником, который закрепился на высотах и оказывал упорное сопротивление нашей пехоте. В дивизии были 908, 914 и 915 стрелковые полки, которые приходилось поддерживать полку своим огнем и колесами. Командовали этими полками: 908 – подполковник Петух, 914 – подполковник Шабельный, 915 – полковник Гришко. Я, как правило, находился совместно с командиром 914 стрелкового полка – подполковником Шабельным. Я не только уважал этого храброго и рассудительного командира, но всей душой был привязан к нему.

Стрелковые полки поочередно выводили во второй эшелон, тогда мне приходилось бывать с другими командирами полков, но как только Шабельный со своим полком вступал в бои, я немедленно перемещался к нему. Обычно каждому стрелковому полку, действующему в первом эшелоне, для поддержки выделялся один дивизион. В таком случае два дивизиона поддерживали полки первого эшелона, а один из дивизионов я всегда держал при себе подручным, чтобы можно было своевременно огнем артиллерии дополнительно усилить тот или иной дивизион, поддерживающий стрелковый полк.

Иногда командир дивизии держал меня с подручным дивизионом на своем наблюдательном пункте. Нахождение мое на пункте комдива при отсутствии другой приданной или поддерживающей артиллерии было целесообразным. Я, имея связь со всеми артиллерийскими подразделениями, мог по приказу комдива быстро сосредоточить огонь артиллерии полка в любом направлении. Иногда своевременно открытый огонь одного артиллерийского подразделения обеспечивал успех в ведении наступательного или оборонительного боя нашей пехоты, чем запоздалый огонь целого артиллерийского соединения.

После взятия Кракова наша дивизия продолжала наступать в направлении Катовице, Гливице. Несколько дней дивизия продолжала преследовать отходившего противника на рубеж реки Одер. В этот период немцы оказывали сопротивление на отдельных оборонительных рубежах. Однако, после короткого боя противник продолжал отступать в Западном направлении.

Однажды, числа 23-25 января мне позвонил командир 3-го дивизиона капитан Болталин и просил прибыть к нему. Его дивизион поддерживал 908 стрелковый полк, который наступал на левом фланге дивизии. По дороге мне встречалось очень много гражданских лиц польской национальности и наших советских граждан с очень ужасным видом. Это были люди скелеты. Любопытство овладело мной, и я остановился, начал их расспрашивать, откуда они следуют и почему такие изнеможденные. Они со слезами на глазах начали рассказывать о тех ужасах в лагере смерти Освенцима, который они перенесли и только благодаря Красной Армии оказались живыми. Трудно было поверить несведующему человеку, что люди способны над людьми творить такие зверства, но их вид показывал о подлинности рассказа. Я понял просьбу командира дивизиона. Его дивизион со стрелковым полком нашей дивизии освобождал этот лагерь смерти. По прибытии меня в 3-й дивизион капитан Болталин показал мне эту «фабрику» уничтожения людей. Немцы к этому времени уже успели многое уничтожить, стараясь скрыть следы своих злодеяний, но то, что осталось наводило ужас на живого человека.

Очевидцы, которых мы еще застали, рассказывали и показывали, как все там происходило. Показали нам печи, где сжигали сотнями пленных и узников из мирного населения. В бараках, которые не успели немцы уничтожить, лежали целые штабеля одежды, обуви и женских волос. Все это осталось от тех людей, которые были сожжены в печах смерти.

Фашисты провели там канал, по которому пускали воду. Через канал были сделаны узкие мостки для перехода. Эсэсовцы выпускали детей, загоняли на эти мостки, а затем пускали овчарок с обоих сторон, которые бросались на детей. Дети с перепугу падали в воду. Вода их уносила в помещения, из которых они попадали прямо в печи.

Эсесовцы там применяли всякие изощренные методы по уничтожению людей. Этого забыть невозможно. Люди не должны простить эти зверства, совершенные фашистскими извергами и независимо от пройденного времени преступники, совершившие такие зверства по отношению к людям, должны быть сурово наказаны. С Освенцима мы продолжали наступать в направлении Катовице. В конце января, продолжая наступать, мы с заместителем по политчасти майором Федотовым, начальником 2-о дивизиона капитаном Грековым в сумерках заехали в населенный пункт и расположились на ночь. Когда расположились на ночь, то узнали, что дом принадлежит священнику, которого дома не оказалось. Наскоро поужинав, решили отдохнуть несколько часов. Причем мы выскочили вперед и оторвались от своих подразделений. С нами была радиостанция.

Радист сообщил в штаб полка наши координаты, и мы преспокойно улеглись спать. Как только стало светать, решили выйти на улицу и осмотреться, что делается вокруг. Меня интересовало, подошли ли наши подразделения. Маршрут движения им был дан через этот населенный пункт и миновать нас они не могли. В населенном пункте мы услышали шум, крики, и я подумал, что расположились в этом населенном пункте наши стрелковые подразделения. Я еще не успел ничего рассмотреть, Федотов меня толкнул в спину и рукой показал на деревню: «Командир, посмотрите – кругом немцы, даже из соседних домов начали выходить и умываться». Я как посмотрел, так у меня мурашки поползли по коже. Деревня была забита неприятельскими повозками и машинами. Немцы, раздетые до пояса и ничего не подозревая, продолжали умываться. Наш дом оказался островком, окруженном врагами. Что делать?

Пока еще видимость позволяла, под прикрытием темноты можно было выбраться из этой ловушки. В темноте еще было трудно разобраться, кто свой, а кто чужой – нужно срочно что-то предпринимать. Немцы, естественно, не подозревали, что среди них в доме находится командование артиллерийского полка советской армии. Попали мы в серьезную ловушку. По всей вероятности в деревню немцы также выехали ночью. По всему было видно, что это подошла какая-то часть с тыла, наверное, часть прибыла на подкрепление.

Я приказал капитану Грекову пробраться огородами и первую же из наших батарей подтянуть к населенному пункту. Батарею поставить на прямую наводку и начинать по очереди расстреливать дома, в которых находились немцы. «Запомни наш дом, а то расстреляешь и нас вместе в немцами», – сказал я Грекову, – «а мы пока забаррикадируемся в этом доме и приготовимся к отражению немцев, если они нас обнаружат». Теперь все зависело от того, как сумеет Греков выполнить свою задачу. Сумеет ли незаметно проскочить и быстро подтянуть какую-нибудь из батарей.

Видимость с утра была плохой. Был сильный туман и можно было еще пройти огородами незамеченным для противника. Мы внимательно следили за передвижением Грекова, пока он не скрылся из виду. Если бы немцы его обнаружили, пришлось бы нам наличными силами, рассчитывая на внезапность, идти на выручку Грекова. У Грекова были позывные нашей радиостанции. Он, как только добрался до первого подразделения артполка, смог сразу же связаться с нами. Задачу капитан Греков выполнил блестяще. Недалеко от этого населенного пункта Греков встретил шестую гаубичную батарею капитана Горешкова и передал ему мой приказ. Одновременно он связался с нами по рации. Узнав, что мы находимся на прежнем месте и немцами не обнаружены, галопом выкатил батарею к населенному пункту на расстоянии 250-300 метров. Или немцы под покровом тумана не заметили этот маневр батареи, или приняли за своих и огня по ней не открыли. Капитан Горшков каждому орудию назначил дома, по которым открывать огонь, и на какие дома в последующем переносить огонь. Первый залп батареи возвестил о том, что мы уже находимся под защитой. Все повеселели. Немцы, видать, не ожидали такой дерзости советской артиллерии. Как только начали рваться снаряды у домов, где было скопление живой силы и техники, немцы заметались в панике. Из домов выбегали даже без верхней одежды и разбегались кто куда. А батарейцы все наращивали и наращивали огонь по противнику.

Буквально потребовалось полчаса ведения точного и интенсивного огня 6-й батареи капитана Горешкова, чтобы выбить немцев из населенного пункта. Противник бросил в деревне все обозы и машины, а кто остался живой – бежали из деревни на запад, в сторону Рыбника. Богатые трофеи были брошены в деревне противником. Много оказалось немцев убитых и раненых, которые остались на поле боя. Нам оставалось за отличные действия поблагодарить капитанов Грекова и Горешкова и личный состав батареи. Многие из них за эти смелые и умелые действия были представлены к правительственным наградам, а некоторых из них я от имени Президиума Верховного Совета Союза ССР на месте своим приказом наградил медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».