Однажды разведка сообщила, что немцы собираются справлять какое-то торжество. Было это уже в первой половине ноября 1944 года. По какому случаю они должны были справлять это торжество – я сейчас не помню. Мы решили сосредоточить огонь всей артиллерией корпуса по противнику в полосе обороны 322 СД.

Для этой цели привлекли два полка реактивных минометов, артиллерию бронепоезда, дивизион 203 мм орудий и корпусную артиллерию, дальность стрельбы которой позволяла вести огонь по запланированным объектам без перемещения огневых позиций.

Выбрали наиболее уязвимые объекты противника, штабы подразделений, скопления пехоты, противотанковые узлы и отдельные участки на переднем крае, наиболее плотно занятые пехотой. Тщательно подготовили исходные данные для стрельбы, ввели поправки на метеорологические и баллистические условия стрельбы. Это было необходимо потому, что пристрелка по целям произведена не была и не исключена была возможность отрыва отдельных снарядов и падения их в расположении наших войск. Отсюда требовалась особая точность в подготовке такого массового огневого налета. Все данные были переданы командующим артиллерией дивизий. Командующему артиллерией 322 СД было передано также указание об укрытии личного состава на период артналета, который занимал траншеи на переднем крае и в боевом охранении.

Прежде чем готовить это мероприятие, все было согласовано с командиром корпуса. Командир корпуса, генерал Озимин, предупредил только об одном: не допустить ошибок и падения снарядов в расположении наших частей. Полковник Горский М.Н. доложил Озимину, что исходные данные для всех артчастей и подразделений, привлекаемых для участия в артналете, будет лично готовить Пискунов. Генерал Озимин дал свое согласие, и мы приступили к подготовке артиллерии. Налет был намечен на 24 часа ночи. Расчет был прост. Когда немцы захмелеют, то они будут менее осторожны в соблюдении укрытий личного состава.

Приближалось время огневого налета. По телефонам подана команда «внимание – зарядить – натянуть шнуры – залпом огонь!» Неожиданный раскат артиллерийского грома разбудил весь личный состав корпуса. Для многих это было неожиданностью: такое массовое применение артиллерии для противника. Многих пехотинцев и техники противник не досчитался. Это им был предподнесен праздничный сюрприз нашими артиллеристами. Как только мы начали принимать доклады от артиллеристов о выполнении задачи, нас срочно к себе вызвал командир корпуса. Мы с командующим артиллерией вошли в кабинет командира корпуса и доложили о своем прибытии. Комкор был чем-то взволнован. «Случилось то, чего больше всего я опасался», – сказал комкор, – «только что доложил генерал Зубов П.И., командир 322 СД, что снаряды разорвались в расположении наших частей и некоторых солдат засыпало в блиндажах и землянках. Пискунов, поезжайте на место и разберитесь», – сказал командир корпуса. «Слушаюсь», – ответил я. Взял машину и выехал в первую очередь на правый флан дивизии по Тарнувскому шоссе юго-западнее 2-2,5 км Дембицы. Приехал в батальон капитана Овсянникова. «Как легли снаряды?» – спросил я Овсянникова. «Здорово», – ответил командир батальона.

«Немцы так заметались от неожиданности и подняли такой крик, что можно подумать там происходит «гибель Помпеи». Было слышно, как они разгуливали и пьяные горланили песни. Снаряды накрыли их в самый раз», – повторил свой рассказ командир батальона.

«В расположении наших подразделений случайно не было падения снарядов?». «Нет», – ответил Овсянников. Я попросил комбата провести меня в боевое охранение. Идти, оказалось, от первой траншеи совсем недалеко, всего метров 150-200. Задал те же вопросы командиру боевого охранения. «Нет, ни одного снаряда в нашем расположении не разорвалось. Правда, от разрывов снарядов содрогнулись даже и наши блиндажи. Но здорово дали немцам. Когда немцы в панике начали бегать, в это время очередные разрывы снарядов их накрывали», – подтвердил начальник боевого охранения. И так я обошел все подразделения и нигде не нашел следов разрыва наших снарядов в расположении своих частей. Я везде слышал только восхищение от личного состава передовых подразделений о блестящем накрытии огнем нашей артиллерии вражеских укреплений. Заручившись письменными подтверждениями, я вернулся в штаб корпуса и доложил генералу Озимину. При мне Озимин вызвал командира 322 СД генерала Зубова П.И. и дал ему солидную проборку за ложный доклад, а в конце проборки объявил ему выговор. Мне было неудобно присутствовать при этом разговоре. Я все думал, почему генерал Зубов, не проверив достоверности фактов, доложил комкору ложные данные.

Оказалось, что командующий артиллерией дивизии подполковник Рыжков не доложил комдиву, что перед фронтом дивизии будет в масштабе корпуса произведен сильный артиллерийский налет по противнику.

Комдив в это время вздрогнул. И вдруг – раскаты грома, выстрелов и разрывов снарядов в полосе дивизии. Казалось, что действительно сплошной гром разрывов в расположении дивизии. П.И. Зубов, не задумываясь, без всякой проверки и позвонил командиру корпуса. Я полагал, что при очередной встрече с Зубовым, он не преминет мне припомнить мою проверку и постарается отомстить за это. Но, оказалось, что я глубоко ошибался. Единственный раз, когда я был в штабе 322 СД, П.И. Зубов пригласил пообедать и в шутливом тоне сказал: «А здорово, Пискунов, ты меня поправил с моим докладом. Это еще раз говорит о том, что не имеешь точных сведений – не докладывай». Впоследствии мне пришлось служить даже в дивизии, которой командовал Зубов, и всегда он относился ко мне очень тепло.