Преследование противника продолжали в направлении Перемышля и далее на Запад. На реке Сан в районе Перемышля противник пытался задержать наше наступление, но видать силенок было маловато, и наши части сходу форсировали реку и продолжали успешно продвигаться на Запад. Наступление продолжалось непрерывно в общей сложности до конца сентября 1944 года. Чем дальше мы продвигались, тем сопротивление противника становилось все сильнее и сильнее, а наши части изрядно устали и за это время понесли значительные потери.

На одном из рубежей противник остановил наступление 322 СД. Решено было провести на этом участке мощный огневой налет артиллерией и обеспечить дальнейшее наступление частей дивизии. Я прибыл на НП командира полка – полковника Тимофеева – и на месте решил уточнить, где лучше применить артиллерию и куда сосредоточить огонь артиллерии.

В беседе с полковником Тимофеевым я задал ему вопрос, много ли у него в полку активных штыков. Он мне показал на исходный рубеж для атаки и сказал: «Смотрите, можно всех пересчитать. Все подчистил, штабы, тылы. Все, кто может держать оружие – отправлены в роты», – ответил Тимофеев.

В ротах было не более 25-30 солдат. Вся надежда была на наш энтузиазм и проявление смекалки в бою, чтобы меньшими силами, чем у противника, продолжать наступление. Танковые части 3-й танковой армии оторвались от наших частей, форсировали реку Вислоку и продолжали наступать в общем направлении на Краков. В сентябре месяце мы вышли на рубеж реки Вислоки в районе Дембицы и севернее. Местами части форсировали р. Вислоку, но наступать дальше не было сил. Немцы к этому времени подтянули резервы и начали оказывать ожесточенное сопротивление. Части от беспрерывных наступательных боев в течение двух месяцев сильно устали, тылы соединений далеко оторвались. Снабжение частей происходило с перебоями. Дивизии сильно поредели. Попытки наши продолжать наступление успехами не увенчались. Бои снова приняли затяжной характер.

Нужно было все воинское хозяйство привести в порядок и пополнить части личным составом. В первую очередь, немного подготовить новое пополнение к ведению боевых действий. Сейчас уже для нас люди были самым ценным капиталом. Техника, вооружение, боеприпасы стали поступать на фронт в достаточном количестве. Родина теперь давала все необходимое для осуществления победы и разгрома противника, кроме людей. Далее нужно было подтянуть тылы, пополнить части и дивизионные склады боеприпасами, горючим, продовольствием и другими материалами, необходимыми для ведения боя. Части на достигнутом рубеже начали зарываться в землю и вести оборонительные бои. В составе корпуса на этом рубеже находились 322, 302, 148, а в последующем и 107 стрелковые дивизии.

Иногда дивизии в период наступления менялись, переподчинялись другим корпусам, но 322 и 302 СД почти постоянно находились в составе 28 Львовского стрелкового корпуса. 246 стрелковая дивизия была переподчинена из нашего корпуса сначала 106, а затем 15 стрелковому корпусу. В составе 60-й армии из-под Тернополя находились три стрелковых корпуса: 15, 28 и 106.

Моими коллегами, то есть начальниками штабов артиллерий корпусов, были: в 15 СК подполковник Ревенко, в 106 СК подполковник Радченко. В районе Дембицы нашими частями были захвачены стартовые площадки для запуска снарядов ..., очевидно, эти площадки готовились и для ФАЦ-2. Потянулись дни однообразных боевых действий и докладов в вышестоящий штаб об обстановке.

Бои, как говорят, начали принимать характер местного значения. Противник стреляет, и мы начинаем давать ответ и, как правило, с большей силой. Однако, мы с каждым днем ожидали приказа о начале нового наступления и к нему тщательно продолжали готовиться. В первую очередь готовили оборонительный рубеж с таким расчетом, чтобы при подготовке к наступлению можно было бы принять и укрыть на этом рубеже в два-три раза больше частей, чем находилось там в этом районе в период обороны.

К этому времени в корпус пришла радостная весть. Большая группа командиров и красноармейцев управления корпуса за проявленное мужество и героизм, за умелое руководство в бою частями была награждена орденами и медалями Советского Союза. В том числе и я был награжден Орденом «Отечественной войны 1-й степени».

За время ведения оборонительных боев приходилось тщательно изучать противостоящего противника. Наш корпус прочно обосновался по правому берегу р. Вислоки, занимая г. Дембицу, и несколько километров юго-восточнее г. Дембица, седлая дорогу на Тарнув. В состав корпуса влилась еще одна стрелковая дивизия – 107 СД, командир дивизии генерал Бежко, в последующем полковник Петренко, командующий артиллерией дивизии подполковник Коротков Максим Георгиевич. Эта дивизия занимала оборону на правом фланге корпуса в районе Тростянца. Наступили дни, когда предоставлялась возможность заняться и учебой командиров.

При штабе артиллерии корпуса провели сборы командующих артиллерией дивизий, начальников штабов артиллерии и командиров артиллерийских полков. С остальным звеном командиров предложили провести сборы в дивизиях и арт. полках. На этих сборах основное внимание было уделено повышению теоретических знаний артиллерийской стрельбы и использованию артиллерии в различных видах боя.

Некоторые командующие артиллерией показали невысокий уровень теоретических познаний, особенно в области теории стрельбы. Часть из командующих не смогла справиться с полной подготовкой исходных данных. Очевидно, привыкли решать тактические и артиллерийские задачи вообще по пословице: «Война все спишет». А здесь их заставили решить задачи не вообще, а конкретно и грамотно во всех отношениях. Это подстегнуло старших командиров-артиллеристов взяться за чтение новых уставов и артиллерийских наставлений, а также периодической военной литературы, которая в последние годы войны выпускалась в достаточном количестве.

Нельзя не упомянуть и о таких черновых работниках штаба, как писари, чертежники, делопроизводители и т.д. В штабе артиллерии корпуса всю канцелярскую работу возглавлял старшина Кожандоев. Его гражданская профессия – учитель. Очевидно, это был замечательный педагог. Черта педагога у него сохранилась и на войне. Он сам был очень аккуратен, вежлив в обращении и не терпел ни малейшей небрежности в работе. Кожандоев не стеснялся высказать свои замечания любому работнику штаба, но настолько тактично, что никто не мог на него обидеться. Нам, молодым командирам, старшим по званию, но младшим по возрасту приходилось у него учиться мудрости в работе с людьми, и мы за это всегда ему были и остались благодарны. Это был человек, на вид очень скромный, но с железной волей. Будучи тяжело болен туберкулезом, он никому об этом не обмолвился ни полусловом и никогда не жаловался на свой недуг. Когда требовалось выполнить срочную работу, он мог сутками без сна продолжать работать. Никто из нас не подозревал, что он был так тяжело болен. Зная это, можно было бы принять своевременно необходимые меры в лечении этого недуга и спасти человека.

Однажды я случайно зашел в штаб и смотрю: Кожандоев лежит головой прямо на клавишах пишущей машинки. Я сначала подумал, что он устал и на рабочем месте сидя уснул. Подошел поближе, посмотрел на него и ужаснулся. Вид у него был очень бледный с какой-то неестественной желтизной. «Что с вами?» – спросил я его. «Ничего», – как всегда ответил он, – «просто немного устал». «Вам немедленно нужно в госпиталь». «Нет, ничего, все пройдет». Я доложил командиру, что Кожандоев сильно болен, только он не желает в этом признаваться: «Его необходимо отправить в госпиталь, независимо от его желания». Командующий артиллерией согласился с моим мнением. Я немедленно вызвал Ванюшку Бещева, шофера автомашины «Додж ¾» и приказал срочно доставить Кожандоева на обследование в госпиталь. Не хотел он почему-то ехать. Наверное чувствовал, что ему все равно осталось немного жить, но сказать об этом никому не желал. Все-таки отправили на лечение мы своего наставника. Для нас он был в полном смысле слова – наставник. В госпитале пробыл он очень мало времени. Через десять дней нам сообщили – умер Кожандоев. Диагноз – открытая форма туберкулеза. Болезнь была на такой стадии, когда врачи ничего не смогли сделать, чтобы спасти нашего Любимца. Долго мы о нем все грустили. У меня он остался настолько в памяти, что я помню и сейчас до мельчайших подробностей все его движения, его замечания.

Война войной, а жизнь шла своим чередом. Люди и храбро сражались с противником и женились на фронте. В октябре месяце 1944 года при расположении нашего штаба в населенном пункте ... на территории Польши и мы в штабе артиллерии справляли свадьбу. Работал в штабе артиллерии корпуса помощником начальника артиллерийского вооружения капитан Барановский Михаил Адамович.

Это был пунктуально-исполнительный, неутомимый человек. Бывали случаи, создавались трудности с обеспечением боеприпасами в отдельных дивизиях или частях. От своевременной доставки боеприпасов зависела судьба части или соединения. В такой обстановке Михаил всегда выручал. Он настолько умел развернуть кипучую деятельность, что приходилось удивляться. Бывало вызовешь его и достаточно одного слова: «Михаил, в 302 и 322 СД катастрофа с боеприпасами. Вот тебе бумага на полномочия поезжай и любыми путями обеспечь подвоз боеприпасов». От него можно было услышать только один ответ: «Есть, будет исполнено». Он мог неделями не спать, но приказ выполнял точно.

Организаторским способностям его можно позавидовать. И вот наш Миша полюбил одну девушку. По всему было видно, что полюбил он ее не на шутку. Девушку звали Анастасией Михайловной, то есть Настенькой. Работала она у нас в корпусе в медпункте фельдшером. Девушка очень скромная, приятная на вид – полюбила и она Михаила.

Когда впоследствии пришлось с ней познакомиться поближе, то оказалось, кроме других положительных качеств, она была к тому же очень душевным человеком. Пара оказалась дойстойной друг друга. Как-то раз Михаил приходит и так робко приглашает на ужин, посвященный его женитьбы на Анастасии Михайловне. Мы как могли по-фронтовому организовали свадебный ужин. Это не сегодняшние роскошные свадьбы с большим количеством различных закусок и выпивок. Достали к ужину по паре стопок водки, помидор, и повар штабной батареи приготовил второго по порции – вот и весь ассортимент свадебного ужина. Дело, конечно, не в пышности свадьбы, а в настоящей любви. После войны Михаил уволился из рядов армии и уехал на Родину – в город Минск.

Так у нас связь с ним оборвалась. Наша неожиданная встреча произошла в 1953 (?) году в городе Минске. Я прибыл с артиллерийской частью на боевые артстрельбы на Минский арт. полигон. Выпало несколько часов свободного времени, и я решил проехать посмотреть Минск. На остановке автобуса «Центральная площадь» мы неожиданного встретились. Очень обрадовались друг другу. В беседе я узнал от него, что после войны вернулся он в свой родной город. Окончил Политехнический институт, аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и работает доцентом кафедры обработки металлов давлением. Имеет двоих детей, сына и дочь. Сейчас его дети окончили высшее учебное заведение. Сын работает инженером, дочь архитектором. С тех пор мы уже не расставались. А когда меня перевели по службе в город Минск, мы стали частыми гостями друг у друга.

Так что наша фронтовая свадьба оказалась очень прочной. Такой фронтовой семье может позавидовать любой семьянин. Обычно, у нас при каждой встрече всегда находится обилие воспоминаний о нашей фронтовой жизни.