Получили и мы из штаба артиллерии армии предварительное распоряжение о подготовке к наступлению. Однако афишировать было категорически запрещено. Запрещено было также менять режим артиллерийского огня. Даже запрещалось говорить нашему личному составу о предстоящем наступлении, хотя скрыть это было уже невозможно. Личный состав не мог не догадаться о готовящемся большом наступлении. В полосе обороны корпуса с каждым днем прибывали и сосредотачивались все новые и новые части. В распоряжении корпуса прибыли: 17 АДП во главе с нашим старым знакомым по 415 СД под Орлом генералом Волкинштейном, бригада реактивных минометов подполковника Белова, дивизия тяжелых реактивных минометов М-31-12 полковника Колесникова, полк реактивных минометов полковника Голубева, бригада 152мм гаубиц-пушек полковника Брезголя, истребительно-противотанковый полк майора Рожанского и другие.

Несколько дней спустя командующего артиллерией корпуса и меня вызвали в штаб артиллерии армии и приказали спланировать артиллерийское наступление в полосе 28 стрелкового корпуса с учетом обеспечения ввода в прорыв 3-й танковой армии генерала Рыбалко. Нам вручили план артиллерийского наступления армии. Причем еще раз напомнили о привлечении к разработке ограниченного количества лиц. Предложено было привлечь для разработки плана штаб 17 артиллерийской дивизии прорыва РВГК. Мне приходилось работать совместно со штабом этой дивизии при разработке артиллерийского наступления на Орловском направлении.

Сам коландир дивизии генерал Волкинштейн и его начальник штаба полковник Василеня – высоко культурные и грамотные командиры-артиллеристы. Работать с ними представляло большое удовольствие. Когда я услышал такое указание, в душе очень обрадовался. Штаб артиллерийской дивизии был укомплектован под стать руководству. Начальником оперативного отдела штаба оказался подполковник Янович, однокашник по Киевскому артиллерийскому училищу. Он окончил училище на два года раньше меня и был назначен нашим командиром курсантского взвода. Янович отличался высокой аккуратностью в работе, хорошим знанием теории артиллерийской стрельбы и душевной теплотой. Кстати, в дивизии мне пришлось встретить еще несколько однокашников: майоров Нетоптонного и Андреева. Срок на разработку тона артиллерийского наступления с предоставлением его на утверждение командиру артиллерией армии дали всего пять дней.

Раздумывать было некогда. Получив от командующего артиллерией корпуса необходимые указания, я отправился к полковнику Василеня для планирования артиллерийского наступления. Работать начали дружно, каждый, кто был привлечен для работы, получил конкретное задание. Для более эффективного планирования необходимы были наиболее точные разведывательные данные. Ведь согласно нашего плана будет выпущен не один десяток вагонов снарядов. А если разведданные будут неточными, вся эта махина снарядов будет выпущена по пустому месту. Этого нам никто простить не мог бы. Поэтому на нас ложилась очень большая ответственность.

От правильного и точного планирования артиллерийского наступления будет зависеть и успех других родов войск, участвующих в наступлении. Задуматься было над чем. Мне же участвовать в таком размахе планирования артиллерийского наступления пришлось впервые.

Я был уверен, что мы справимся, имея рядом таких опытных артиллерийских начальников как Волкинштейн, Горский и Василеня. Я потребовал от своего помощника последние  разведданные на всю тактическую глубину обороны противника, уточнив в разведотделе корпуса, который возглавлял опытный разведчик подполковник Косинцев. Одновременно запросил разведданные из штаба артиллерии армии. Необходимо было заполучить данные аэрофотосъемки и звукоразведки.

О размещении артиллерии противника мы могли знать только через аэрофотосъемку и звукоразведку. Артиллерия противника представляла одну из главных целей, куда должен быть направлен огонь нашей артиллерии по их подавлению. Начало в планировании было хорошим. Однако, часто нашу ритмичность начал нарушать своим вмешательством командующий артиллерией армии. В это время генерала Фролова, командующего артиллерией армии, перевели на новое место службы с повышением, а к нам прибыл на его место полковник Кабатчиков. Во-первых, он оказался довольно недалеким человеком, в том числе и артиллеристом. Во-вторых, был бестактным в отношении подчиненных. Причем, иногда делал такие поправки в наших разработках и давал такие советы, при принятии которых последствия были бы плачевными.

После его ухода мы просто были в недоумении и не знали, как поступать дальше. Доложили командующему артиллерией корпуса полковнику Горскому о первых замечаниях полковника Кабатчикова.

Михаил Николаевич внимательно выслушал и ответил: «Не обращайте внимание. Я постараюсь убедить Кабатчикова в нецелесообразности вносить в план изменения, предложенные им». Вмешивался в планирование В.В. Кабатчиков довольно часто. Мы любезно его выслушивали как старшего начальника и после его отъезда действовали по принципу «не обращать внимания».

Я до сих пор не могу себе представить, как такой умнейший командующий армией, генерал Курочкин, мог около себя терпеть такую посредственность. Очевидно, штаб Кабатчикова был укомплектован из грамотных и умных командиров-артиллеристов, которые скрывали все недочеты своего начальника.

К первому периоду артиллерийского наступления, т.е. к артподготовке, была привлечена и артиллерия 3-й танковой армии. Дело с планированием приближалось к концу. Возникала вторая, наиболее сложная задача – воплотить всю нашу писанину в действие. Довести это до частей и подразделений. Проверить, как артиллерийские части и подразделения поняли свои задачи. Подготовить исходные данные по целям и рубежам, составить таблицы исходных данных, в которых все должно быть расписано по периодам с указанием расхода снарядов. Произвести контрольные пристрелки, не меняя общего режима огня, чтобы не раскрыть себя раньше срока. В последующем, проводя контрольные выстрелы по целям и реперам, необходимо вводить в таблицу исходных данных поправки на изменения метеорологических условий.

Немаловажной задачей являлось и то, чтобы всю эту махину артиллерии вывести в районы огневых позиций незаметно от воздушного и визуального наблюдения противника.

Необходимо было произвести топографическую привязку огневых позиций и наблюдательных пунктов. Оборудование боевых порядков артиллерии происходило только ночью. С рассветом всякие инженерные работы прекращались, и все маскировалось под цвет местности. Из-за недостатка времени артиллерию, которую привлекали только на период артиллерийской подготовки, ставили рядом с огневыми позициями, уже ранее занимавшими артиллерийскими подразделениями полков, входивших в состав дивизий корпуса.

Плотность артиллерийский орудий и минометов на главном направлении, не считая орудий прямой наводки, доходила до более 150 стволов на километр фронта. Если представить себе, как это – много или мало. Довольно много. При постановке всей этой армады в линию получится интервал между орудиями менее пяти метров.

Эта сплошная стена орудий и минометов. В общую плотность артиллерии не была включена батальонная артиллерия.

Артиллерийское обеспечение наступления состояло из трех периодов.

Первый период – артподготовка, которая состояла из отдельных огневых налетов по 15-20 минут различной мощностью. Причем раньше мы планировали первый период одним мощным огневым налетом продолжительностью в 30-40 минут. Затем огонь переносился в глубину обороны противника. В это время наша пехота и танки переходили в атаку. Немцы до некоторой степени изучили этот шаблон, и когда начинался этот шаблон и огневой налет, они уходили в укрытие. При переносе огня в глубину они занимали свои позиции и встречали нашу атаку организованным огнем. Поэтому иногда приходилось повторять артподготовку, чтобы расчистить путь пехоте.

На этот раз проведение нескольких огневых налетов с переносом огня в глубину заводило немцев в заблуждение. Как только они занимали свои позиции после переноса огня – по ним массированный огонь открывала другая группа артиллерии, которая не участвовала в переносе. К ней присоединялась и первая группа, участвующая в переносе огня.

Немцы несколько раз попадали под губительный огонь и несли более значительные потери в живой силе и технике.

Второй период – сопровождение пехоты и танков – планировался на глубину, как правило, главной полосы обороны. На Львовском направлении в полосе нашего корпуса сопровождение было предусмотрено огневым валом по рубежам в сочетании с последовательным сосредоточением по участкам, где были расположены резервы и огневые средства противника. Огневым ... пехота и танки сопровождались не во всей полосе прорыва обороны противника. Этот вид сопровождения требует слишком большого количества расхода боеприпасов.

Третий период – сопровождение пехоты и танков в глубине обороны противника – планировался огнем и колесами приданной и поддерживающей артиллерией. По мере разведки целей противника, которые мешали продвигаться в глубину обороны, последние подавлялись отдельными орудиями прямой наводки или мощными огневыми налетами продолжительностью от 5 до 15 минут. Особое беспокойство у нас вызывала истребительно-противотанковая артиллерия, которая привлекалась для участия в артиллерийской подготовке. Командиры артиллерийских подразделений истребительно-противотанковой артиллерии были храбрыми, хорошими мастерами ведения огня прямой наводкой. Их основная задача – борьба с танками противника.

Однако, они совершенно забыли стрельбу с закрытых позиций, наиболее точные способы подготовки исходных данных. Отсюда не исключено, что ошибки в расчетах могли привести к падениям снарядов по расположению наших войск. Пришлось всех работников штаба артиллерии корпуса разослать по этим артиллерийским подразделениям. Задача одна – проверить, знают ли они точно свои цели, по которым будут вести огонь, а также точность подготовки исходных данных. В помощь пришлось привлечь командиров из штабов артиллерий дивизий.

Если в каком-либо подразделении вызывались сомнения в умении выполнять свои задачи, тогда на месте работникам штаба готовили все данные. В некоторых подразделениях приходилось на месте показывать, какой угол возвышения должен быть. Делать деревянную мерку и предупреждать, что ниже этой мерки ствол не опускать и вести огонь при таком угле возвышения, пока не будет дана команда «стой». Эти подразделения не получали самостоятельных задач на подавление или уничтожение целей. Они усиливали огонь тех подразделений, которые имели самостоятельные задачи на период артиллерийского наступления. При проверке остальных артиллерийских частей и подразделений было все благополучно. Командиры батарей на местности четко знали свои задачи, подготовили таблицы исходных данных с введением поправок, отработали все вопросы взаимодействия с подразделениями, которые они поддерживали или были им приданы. Как правило, наблюдательные пункты общевойсковых командиров располагались совместно с НП командиров артиллеристов. Это облегчало понимание ими общих задач как пехоты, так и артиллерии.

Артиллерийский командир, находясь совместно с общевойсковым командиром, мог всегда подсказать, как лучше и целесообразнее использовать огонь артиллерии. Дня за 3-4 до наступления к нам на НП прибыл командующий 1-м Украинским фронтом маршал Советского Союза И.С. Конев. С ним прибыли: исполняющий обязанности командующего артиллерией Кориофилли, командующий нашей 60-й армией генерал-полковник Курочкин, командующий 3-й танковой армией генерал-полковник танковых войск Рыбалко и много других генералов и офицеров, сопровождавших командующего фронтом.

С нашего наблюдательного пункта хорошо просматривалась местность, занятая противником, и направление главного удара корпуса. Командующий фронтом очень подробно уточнял решение командира корпуса и задачи, которые стоят перед корпусом. Когда набралось на НП слишком много генералов и офицеров, я с разрешения своего командующего отошел в сторону (влево) от НП и лег у траншеи на опушке леса, наблюдая за противником. Вдруг позади меня захрустели под ногами различные палочки, и я не успел оглянуться, как около меня расположился генерал-полковник.

Он спросил меня, кто я такой.

Я ответил, что я начальник штаба артиллерии корпуса, назвал свое звание и фамилию. «Очень приятно. Будем знакомы, командующий третьей танковой армией, генерал Рыбалко», – отрекомендовался генерал. Так я познакомился с прославленным военачальником танковых войск – генералом Рыбалко. Это был небольшого роста, довольно плотного телосложения, симпатичный на лицо и, казалось, очень уравновешенный спокойный человек.

Генерал Рыбалко попросил меня ознакомить его с обстановкой перед фронтом корпуса. Особенно интересовался деятельностью артиллерии противника и просил отметить на карте, где расположены артиллерийские батареи противника. «Как у нас спланировано подавление артиллерии противника?» – спросил он. Я подробно рассказал ему о действиях противника, о рельефе местности в глубине обороны по данным агентурной и авиационной разведки, о плане артиллерийского наступления. Он поблагодарил меня и продолжал лежать рядом, наблюдая в бинокль. В это время со стороны противника раздался артиллерийский выстрел. Снаряд разорвался впереди нас, метрах в 200. «Это по нам?» – спросил генерал. «Нет», – говорю, – «пока не по нам». Последовал очередной выстрел. «А это – тоже еще не по нам?», – поскольку снаряд разорвался позади нас.

Вдруг послали одновременно несколько выстрелов. «Теперь», – говорю, – «товарищ генерал, может быть, по нам. Давайте в траншею». Когда мы спустились в траншею, несколько разрывов произошло метрах в 70 слева от нас. Однако, все обошлось благополучно. Я не думаю, что противник смог заметить скопление генералов и офицеров на нашем НП. Все было укрыто. Возможно, противник заметил приближение к фронту группы легковых машин и поэтому приблизительно открыл артогонь в этом направлении. По траншее мы вернулись в НП, где еще уточнение задач находилось в полном разгаре.

Улучив возможность, я подошел к генерал-лейтенанту артиллерии Кориофилли. Ведь это был первый мой командир полка, где я начинал службу командиром учебного взвода, батареи и помощником начальника штаба полка. Он узнал меня сразу. Поговорили несколько минут о службе. Кориофилли спросил меня, не надоела ли мне штабная работа. Он угадал мои мысли. «Надоела, товарищ генерал», – ответил я. На какую бы строевую работу я пошел, спросил генерал. «Не мешало бы покомандовать полком», – ответил я генералу, –  «полк – это основная боевая единица, от которой зависит успех в бою».