По прибытию в штаб артиллерии меня обратно постигла неприятность. Полковник Вержиковский сообщил, что имеется телеграмма – откомандировать меня в распоряжение командира 28 стрелкового корпуса на должность начальника штаба артиллерии корпуса. Вот к чему тогда Горский сказал, что я ему очень нужен. Мне очень не хотелось покидать коллектив, с которым я уже сработался. У нас в работе все было построено на взаимном доверии и уважении. С другой стороны, я побаивался командующего артиллерией корпуса М.Н. Горского. Как-то при наших встречах у нас не получалось контакта, и мне казалось, что Михаил Николаевич чересчур педант и слишком предвзято подходит людям. С другой стороны, командование дивизии хотело провести некоторую реорганизацию, и мне предварительно сказали, что рекомендуют меня командиром артиллерийского полка. Что мог я еще желать. Я мог об этом только мечтать, и если бы мне доверили командование полком, приложил бы все силы, чтобы оправдать оказанное доверие командованием дивизии.

В разговоре с Вержиковским я отрицательно воспринял его сообщение и просил послать телеграмму о невозможности выполнить распоряжение. Причина к тому же была веской – я был еще нездоров. Такую телеграмму командующий артиллерией послал. Прошло 2-3 дня, и мы успокоились. Дело может уладиться, и я останусь на своем месте. К тому же дивизии часто переходили из одного корпуса и даже армии в другой корпус, армию.

Я рассчитывал на счастливый исход дела, но оказалось все тщетным. Через дней пять заявился сам командующий артиллерией корпуса и сразу же наросился на меня с упрекам: «Ты что же саботируешь – не желаешь выполнять приказы старших». «Я болен», – ответил командующему, – «выехать сейчас же не могу». Все еще тая какую-то надежду остаться. Когда перешел разговор на спокойный тон, пришлось пойти на откровенность. «Мы, наверное, не сможем работать вместе, у нас очень разные характеры и не будем понимать друг друга». Горский улыбнулся и ответил: «Дело покажет, а поэтому гадать не будем. Собирайся, и поедем вместе». Попросив пару дней отсрочки, я начал собираться к новому месту службы. Когда были оформлены все необходимые документы, Вержиковский устроил прощальный ужин. У Вержиковского я попросил отустить со мной моего ординарца – ефрейтора Пашинина. Это был преданный солдат. Сам он из Красноярского края, типичный сибиряк, несколько внешне грубоват, но с доброй душой. У него голодный не будешь: где бы ты ни находился, он всегда разыщет и принесет покушать, а если подстерегала опасность, он, не колеблясь, за командира жизнь отдаст.

Командующий разрешил мне забрать его. Мы оба были рады, что опять будем вместе. На следующее утро мы с Пашининым выехали к новому месту службы. Как всегда, согласно военного этикета, представился всем прямым начальникам и приступил к исполнению своих обязанностей. В штабе артиллерии корпуса было четыре командира. Капитан Тиев Юрий – помощник начальника штаба по разведке. Когда мне пришлось с ним познакомиться ближе, то оказалось, что он был незаурядной храбрости, хороший организатор и знающий свое дело командир. Забегая несколько вперед, хочу несколько подробнее рассказать о нем. Тиев был несколько раз тяжело ранен, потерял глаз и все-таки не покидал фронта. В 1944 году после тяжелого ранения он был эвакуирован в тыловой госпиталь. Полагали, что больше уже не сможет возвратиться на фронт.

После выздоровления его комиссовали и списали с учета. Казалось бы, о каком возвращении на фронт может идти речь, но он вопреки всяким медицинским заключениям, без всякого направления вернулся обратно на фронт. В марте 1945 года ему за мужество и героизм было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Жаль, что ему не довелось посмотреть на жизнь после разгрома врага. При выполнении задания по разведке Юрий Тиев погиб. Похоронен был на кладбище героев в городе Бунцлау, ныне называется Болеславец, где похоронено сердце Кутузова. В штабе работали еще старший лейтенант Финк и лейтенант Запольский, которые выполняли в основном техническую работу, а числились в штате штабной батареи. Командир штабной батареи одновременно по штату считался помощником начальника штаба по связи. Знакомство с командующим состоялось в форме проверки моих знаний. Первые документы, составленные мною, командующий внимательно читал, а иногда вносил даже серьезные коррективы.

Изменениям подвергалось не содержание сводки или приказа, а стилистическое изложение. В последующем, когда мы начали понимать друг друга с полуслова, он только спрашивал, внимательно ли я все проверил. Если следовал утвердительный ответ, то документ подписывался немедленно.

Как я указывал раньше, в это время участились случаи применения немцами танков в ночных условиях.

М.Н. Горский посадил меня за разработку мероприятий для артиллерии по борьбе с танками ночью. В то время оптических приборов ночного видения не существовало, а стрельба по танкам противника ночью вызывалась необходимостью – не допустить противника свободно разгуливать в ночных условиях.

Все теоретические положения я расписал с приложением различных чертежей и рисунков. Необходимо было все проверить на местности практически. В это время наш корпус перешел в подчинение 13 армии генерала Пухова.

В состав корпуса вошла 246 СД, которая располагалась во втором эшелоне. Я прибыл со своими планами в штаб артиллерии дивизии, познакомил с ними командующего артиллерией – полковника Никитина, просил его разрешить опробовать эти теоретически разработки практически выделенными подразделениями из 777 артиллерийского полка. Мне, по сути дела, требовалась одна батарея.

Командир полка подполковник Серженко по указанию полковника Никитина выделил эту батарею, и мы начали производить проверку наших расчетов. Проверка показала, что при тщательной подготовке всех мероприятий, указанных в нашей разработке, засветло эффективность огня оказывалась более чем удовлетворительной.

Это впоследствии было подтверждено на практике при попытке немцев продолжать действия танков ночью. В подготовленных секторах для каждого орудия танки противника или оказывались подбитыми, или, если успевали, удирали обратно. Всю нашу разработку послали в штаб артиллерии армии, а оттуда все это попало к командующему артиллерией фронта.

Очевидно, при проверке наш метод борьбы с танками оказался эффективным. Через некоторое время прибыл приказ, в котором мы получили от командующего артиллерией фронта генерала Варенцова благодарность. Однажды нас переподчинили 17 армии и при получении задачи в штабе артиллерии армии нам вручили копию наших разработок с указанием для руководства и исполнения – «Борьба с танками в ночных условиях». В этой разработке была моя подпись как исполнителя. После этого М.Н. Горский стал на меня как-то полагаться, я бы сказал, излишне доверчиво и никогда ничего не решал, не посоветовавшись со мной. В корпусе мне по работе приходилось часто встречаться по вопросам использования артиллерии с начальником штаба корпуса – полковником Д.Л. Казариновым. За время войны приходилось встречаться со многими командирами, но человека с такой душевной теплотой я еще не встречал. Мне он по возрасту годился в отцы. Да, в последующем он меня так и называл «сынок». Дмитрий Леонидович был человеком большого такта, никогда не показывал своего превосходства перед подчиненными.

Он был высоко эрудированным не только в военных вопросах, но и в литературе, разбирался хорошо в музыке. Всегда все вопросы решал в спокойном тоне. Такие люди запоминаются на всю жизнь. У него многому было можно научиться, если кто этого желал. Мне пришлось с ним работать в штабе корпуса, а в последующем заканчивать войну вместе в 246 СД. Дмитрий Леонидович был назначен командиром этой дивизии, а я к нему командиром 777 артиллерийского полка.

К своему же удивлению, в корпусе я быстро привык к работе, которая была возложена на меня, как на начальника штаба артиллерии. Мне пришлось подбирать себе помощника по оперативной работе, который в то время отсутствовал. Ознакомившись с командирами артиллеристами дивизий и приданных частей, я остановился на исполняющем обязанности командира дивизиона 152мм гаубиц-пушек капитане Конаеве. 

После моей короткой беседы с ним он дал свое согласие и был переведен в штаб артиллерии корпуса на должность моего помощника. Поработав в штабе около 2-х месяцев капитан Конаев стал умолять, чтобы его перевели обратно в строевую должность. Иногда бывает, что хороший строевой командир оказывается плохим штабным работником. И не потому, что не желает работать, а просто ничего не получается. Штабная работа требует большой усидчивости и, я бы сказал, высокого знания своего дела, а это не каждому бывает по плечу. У многих командиров не хватает терпения и выдержки, и они вынуждены оставить эту работу. Так получилось и с Конаевым. Пришлось удовлетворить его просьбу, и он был направлен командиром дивизиона обратно в свою бригаду. В корпус в это время входили почти бессменно следующие стрелковые дивизии: 302 СД под командованием полковника Кучеренко, 322 СД, которой командовал генерал Зубов П.И., и 107 СД генерала Бежко.

Командирами артиллерией были соответственно подполковник Суходольский, подполковник Коротков М.Г., полковник Никитин, начальниками штабов артиллерией: подполковник Бейгель, майор Миронов, майор Трапезников А. и майор (107) Бобылев.

Продвигаясь за наступающими частями, в конце января штаб корпуса переехал в г. Новоград-Волынский, где мы простояли несколько дней.

В начале февраля 1944 года корпус получил задачу форсированным маршем следовать на внешнее кольцо окружения противника в районе Корсунь-Шевченковского. Из Новоград-Волынского корпус двигался в направлении Житомир, Бердичев, Казатин. Штаб корпуса расположился в Казатине. Однако, наша помощь вероятно не понадобилась. Дивизии заняли оборону в ожидании прорыва кольца окружения противником, но никакого прорыва в нашем направлении противник не предпринимал. Части, которые окружили немцев в этом районе и продолжали уничтожать окруженного противника, справились с ним без нашей помощи.

Корпус в этом районе вошел в состав 17 армии. Когда я прибыл в штаб артиллерии армии за получением задачи, то встретил там своего довоенного командира полка генерала Кориофилли.

Генерал Кориофилли, оказывается, был командующим артиллерией 17 армии. Генерал ввел меня в курс обстановки и передал, что вероятность прорыва немцев из окружения мала, но может случиться и то, чего не ожидаешь. Артиллерия должна быть готова, на случай прорыва немцев, уничтожить его танки и живую силу. Получив задачу, я отправился в штаб корпуса, чтобы довести эти задачи до артиллерийских частей. Подробно с командующим артиллерией разработали необходимые мероприятия, в первую очередь, по уничтожению на случай прорыва танков и подготовили приказ.

После оформления всей необходимой документации выехали на местность в артиллерийские части – проверить, как понят и выполняется наш приказ по артиллерийскому обеспечению.

Простояли мы в этом районе около двух недель. Очевидно, уже всякая опасность прорыва противника из окружения миновала. Ликвидация окруженной группировки шла к концу. Корпус получил предварительное распоряжение подготовить соединение к маршу по маршруту: Бердичев, Шепетовка, Славута, где должны поступить в распоряжение 60 армии генерала Черняковского.