В первую неделю июля стало ясно, что в недалеком будущем дивизия перейдет в наступление. Мы не знали только конкретно какого числа перейдем в наступление и в каком направлении.

К нам начали прибывать артиллерийские средства усиления. Прибыл командир 17 артиллерийской дивизии прорыва РВГК генерал-майор артиллерии Волкинштейн и доложил, что в ближайшие два дня дивизия полностью сосредоточится в полосе обороны 415 СД. 17 артиллерийская дивизия будет поддерживать 415 СД в наступлени.

Кроме 17 АДП РВГК прибыл отдельный дивизион реактивных минометов, как их называли ..., под командованием майора Приходько, и истребительно-противотанковый полк полковника Юрова. Теперь уже никто не сомневался в том, что скоро перейдем в наступление.

Числа 2 июля меня с командующим артиллерии дивизии вызвали к командующему артиллерией армии М.М. Егорову. Там я впервые встретился с такими крупными артиллерийскими военоначальниками – генералами Корольковым и Игнатьевым, командирами артиллерийских корпусов прорыва РВГК. О таких крупных артиллерийских соединениях я впервые услышал на этом совещании. М.М. Егоров обрисовал обстановку в полосе наступления армии и конкретно поставил задачи по артиллерийскому обеспечению прорыва обороны противника. Здесь же я встретил своего сослуживца по штабу партизанской бригады подполковника А. Домбровского, который был назначен тоже начальником штаба артиллерии соседней с нами дивизии.

Поговорили о наших прошлых делах и о делах штабных – артиллерийских. Из разговора было ясно, что он также с работой освоился и особых трудностей не встречает, хотя оба мы были оторваны от артиллерийских дел почти на год. В партизанской бригаде артиллерийскими делами заниматься не приходилось.

Я ему рассказал, как чуть обратно не загремел в тыл к противнику. После моего назначения начальником штаба артиллерии 415 СД, буквально через 10-12 дней, прибыла в дивизию телеграмма из штаба партизанского движения об откомандировании меня для дальнейшего прохождения службы в действующих партизанских бригадах.

Уж больно мне не хотелось обратно отрываться от своего артиллерийского дела, и я выразил командующему артиллерией свое нежелание обратно возвращаться в партизаны. Полковник Вержиковский сказал: «Как поступить в этом случае?» Я, не задумываясь, ответил: «Пошлите бумагу, что майор Пискунов не выражает желания обратно возвращаться в партизанские соединения». Так и поступили. Больше меня не тревожили. Это, очевидно, была затея начальника ОК партизанского штаба при Брянском фронте майора Иванова.

Расстались мы с надеждой встретиться в период наступления. По данным разведки в полосе обороны дивизии не замечено было сосредоточения свежих сил противника и наиболее вероятно, что противник наступать здесь не собирается. Однако, могут быть всякие неожиданности и нужно быть готовым встретить во всеоружии наступление противника. Со второго июля была объявлена, как говорится, готовность №1. Усилено наблюдение за передвижением противника. У артиллеристов на местности проверили знание задач на случай перехода немцев в наступление. Дали команду по возможности усилить укрытие личного состава и материальной части артиллерии. Разведка докладывала о передвижении немецкой пехоты и танков в юго-восточном направлении на Мценск-Кромы. Перед нами противник по-прежнему не проявлял никакой активности.

Такое затишье всегда подозрительно и наводит на размышление о предстоящей буре. В такой обстановке мы приступили к составлению плана артиллерийского наступления, который слагался из трех периодов.

Первый период – артподготовка. В этот период должна быть подавлена и уничтожена система огня на глубину первой и второй позиции главной полосы обороны противника.

Во втором периоде, в основном, планировалось сопровождение пехоты и танков последовательным сосредоточением огня по резервам, скоплению и огневым средствам противника. Кроме того, во втором периоде планировалось сопровождение пехоты и танков и колесами отдельных подразделений артиллерии.

В третьем периоде в глубине обороны противника артиллерия сопровождала наступающие части огнем и колесами. Полковая артиллерия и минометы привлекались только на первый период артиллерийского настепления, т.е. на артподготовку.

В дальнейшем вся полковая артиллерия и минометы переходили в полное подчинение своих стрелковых частей и подразделений. После того, как было все спланировано на бумаге, требовалось все перенести на местность. С командирами артиллерийских частей и подразделений нужно было уточнить все задачи на местности.

Каждая батарея должна была знать свои цели и участки, по которым она должна вести огонь в различные периоды артнаступления. Пристрелку разрешалось проводить без усиления режима артогня, который проводился в обороне. Противник не должен был понять, что мы на этом направлении готовимся к наступлению. Во всей этой грандиозной работе по планированию артиллерийского наступления в сжатые сроки помогли нам командир 17 АДП генерал Волкинштейн и его начальник штаба полковник Василенко. Лично мы с командующим артиллерией и одним помощником, старшим лейтенантом Антоновым, зашились бы с этой работой.

Необходимо было учитывать и то, что мне впервые пришлось столкнуться с такой огромной массой артиллерии, которой нужно было расписать и уточнить все задачи на местности.

Генерал Волкинштейн и полковник Василенко оказались замечательными людьми и очень грамотными артиллерийскими командирами. Я старался как можно больше научиться у них культуре и умению работать.

В ночь с 3 на 4 июля провели разведку боем усиленного стрелкового батальона. Поддерживал батальон 2-й дивизион майора Паршина. Основная задача разведки боем – захват пленного, определение, произведена ли смена частей или нет, и раскрытие огневой системы противника. При успешном исходе – захватить переднюю траншею и удерживать последнюю до особого распоряжения. Если батальон удержит захваченную траншею, тогда на этом направлении нужно переносить огневые задачи артиллерии, запланированные на период артиллерийской подготовки.

Начало наступления батальона было намечено на 2 часа ночи. На командном пункте, откуда происходило действие батальона, находились командир стрелкового полка майор Шаршепкин, начальник разведки дивизии майор Матвеев и я. По сигналу, условленному в плане действия, дивизион Прашина и часть минометов полка открыли огонь по запланированным целям в первой траншее. Огневой налет длился всего 15-20 минут и по сигналу ракеты батальон перешел в атаку, а артиллерия перенесла огонь на вторую траншею и на фланги наступающего батальона.

Батальон буквально через 30-40 минут тбоя ворвался в первую траншею. Командир батальона доложил: «Имеются раненые». Майор Матвеев срочно потребовал прислать их на КП. От опроса пленных уточнили, что на этом участке обороняются прежние части, смена частей не предвидится и свежих частей также нет. Пленные сообщили, что новые части следовали в юго-восточном направлении в район Курска. Для нас это было очень важно. Теперь нам стало окончательно ясно, что на нашем участке противник наступать не собирается.

5 июля гул кононады известил о начале немецкого наступления на курском и белгородском направлениях. Перед началом немецкого наступления живая сила и техника противника в районах сосредоточения значительно были обескровлены нашей контрартподготовкой. Контрартподготовка внесла замешательство в немецкие части. Во-первых, они понесли большие потери; во-вторых, очевидно, полагали, что Красная армия опередила их и перешла в наступление. Наступление их задержалось на несколько часов. Однако, всю эту немецкую военную машину, подготовленную для наступления, остановить было невозможно.

В районе Курского выступа немцы сосредоточили дополнительно 2-ю и 9-ю армии, 4-ю танковую армию и оперативную группу «Компер». Эта группировка насчитывала 550 тыс. человек, 2700 танков и самоходных орудий, свыше 6000 орудий и 3000 минометов и около 2000 самолетов [ История Великой Отечественной войны 1941-45г. ] .

Конфигурация местности, занятая нашими войсками, определяла и направление наступления противника. Они стремились с Юга и Севера сходящимися направлениями на Курск окружить и уничтожить наши войска, находящиейся в этом выступе. В результате начатого 5 июля наступления ударными группировками немцам удалось вклиниться на несколько километров в нашу оборону в районе Белгорода, Прохоровки и Малоархангельска-Поныри. Развить наступление противнику не удалось благодаря хорошо развитой системе нашей обороны и героическому сопротивлению наших войск.

Я не описываю подробностей Курской битвы в первые дни на Степном и Центральном фронтах. Эта битва достаточно подробно описана во многих изданиях нашей печати. И далее, мы располагались как раз на участке, где немцы не предпринимали активных действий и нам не пришлось участвовать в первые дни в этом грандиозном оборонительном сражении. 11 июля немцы начали выдыхаться, все их резервы были израсходованы и наступил критический момент сражения, когда наступающая сторона не могла дальше продолжать наступательные действия и, наоборот, обороняющая сторона имела достаточно сил для перехода в контрнаступление.

С 11 на 12 июля мы получили приказ с рассветом 12 июля перейти в контрнаступление. В 5 часов утра началась артподготовка. Я впервые с начала войны увидел такое зрелище. Казалось, от разрывов снарядов в расположении противника ничего живого остаться не может. От разрывов наших снарядов вдоль переднего края противника ничего не было видно. Первый период артнаступления длился примерно 40 минут. Немецкая артиллерия с началом нашей артподготовки почти не вела огня. Были отдельные беспорядочные выстрелы, которые никакого ущерба нам не причинили.

Был подан сигнал артиллерии перенести огонь в глубину, а пехоте – для перехода в атаку. Этой минуты ожидали все после длительного нахождения в обороне. Все с затаением дыхания смотрели, как будет развиваться наше наступление. Мы, артиллеристы, тем более беспокоились. Ведь от точности нашей стрельбы, от того, как будет подавлена система огня противника и разрушены его укрепления, будет зависеть успех нашей пехоты. С криками «Ура» пехота пошла в атаку. За цепями пехоты следом двигались пулеметчики, минометчики и орудия сопровождения. В первую траншую наша пехота ворвалась быстро и завязала бой в траншеях и ходах сообщения.

Дальше продвижение шло медленнее. Противник пришел в себя после артподготовки и начал оказывать упорное сопротивление. Дрались немцы ожесточенно, часто переходили в контратаки. Однако, противник остановить наше продвижение вперед был не в состоянии. Наша дивизия в составе 89 стрелкового корпуса во взаимодействии с левофланговой дивизией 11 гвардейской армии западного фронта должна была окружить и уничтожить Болоховскую группировку противника.

К половине дня наша пехота и танки прорвали оборону противника на всю глубину главной полосы и к вечеру третьего дня наступления подошли к Болохову с юго-востока. Последовал приказ во что бы то ни стало взять Болохово. Передовые подразделения, ожесточенно преодолевая сопротивление немцев, ворвались в город. Не знаю, кто поторопился доложить командованию армии о том, что Болохово взят. Соответственно это сообщение по цепочке дошло до Москвы. Вечером уже была выпущена армейская газета с красной полосой о взятии Болохово. Ночью немцы контратаковали наши подразделения, которые зацепились за юго-восточную окраину и выбили их.

Из армии последовало распоряжение о продолжении наступления в южном направлении на Орел. Настало утро 16 июля, а Болохово оказался обратно в немцев. Ни у кого смелости не хватило доложить вверх о случившемся. Что делать? Из армии прибыло все начальство, к нам артиллеристам пожаловал командующий артиллерией армии М.М. Егоров. Начался разбор причин и соответственно разнос виноватых и невиновных, кто попадал под горячую руку. Естественно, одним разносом делу не поможешь.

Необходимо было принимать самые энергичные меры в восстановлении положения и взятии Болохово. Я выехал в артиллерийские части, чтобы на месте уточнить все вопросы артиллерийского обеспечения наступления на Болохово. Привлекли к огневому налету несколько артполков 17 АДП и свою артиллерию. Открыли сильный огонь из артиллерии по сосредоточению противника в городе. После огневого налета пошла в атаку наша пехота, поддержанная танками и самоходно-артиллерийскими установками САУ-152.

Немец оказывал ожесточенное сопротивление. Противник цеплялся за каждый дом. Сосед справа к этому времени продвинулся уже юго-западнее Болохово, чем оказал нам неоценимую услугу в обладании Болохово и создал угрозу окружения немцев. Через несколько часов после начала наступления Болохово был взят. Части, не останавливаясь, начали продвижение в южном направлении на Орел. На душе немного полегчало. После этого появилась какая-то усталость. Ведь несколько ночей в период наступления мы глаз не сомкнули, с 11 на 12 готовились к наступлению, а с 15 на 16 неприятности со взятием Болохово не позволили также отдохнуть. За Болохово я встретил начальника штаба Первого дивизиона капитана Фетисова.

Первый дивизион недалеко от юго-восточной окраины Болохово занял огневые позиции и вел огонь по отступающим подразделениям противника. Немцы цеплялись за каждую высотку и оказывали упорное сопротивление. Особенно донимала нас авиация противника. На нашем направлении авиация противника проявляла большую активность своими действиями. Очевидно, она стремилась затормозить наше продвижение на Орел.

До некоторой степени авиации это удалось. Местность от Болохово к Орлу была открытой и действия авиации противника частенько прижимали нас к земле. Наша авиация также наносила ощутимые удары по отступающим частям немцев, особенно хорошо действовала штурмовая авиация. От авиации противника больше всего доставалось танковым частям. На открытом поле они представляли хорошие мишени для пикирующих бомбардировщиков. В небе иногда появлялось три слоя авиации. Внизу летели в сторону противника наши штурмовики «ИЛ-2», выше в нашу сторону – немецкие бомбардировщики, еще выше – наши бомбардировщики, сопровождаемые истребителями, и т.д.

И так целый день.

Я сказал капитану Фетисову: «Пойдем на ваши огневые позиции, может, чем-нибудь покормите. Со вчерашнего вечера у меня во рту не было ни крошки». Проходя по ржи к огневым позициям, немецкие пули заставляли нас кланяться земле.

«Откуда немцы стреляют?» – спросил я Фетисова, –  «пули летят даже с тыла». «Отдельные группы немецких солдат, которые еще не ликвидированы, остались в тылу наших подразделений», – ответил Фетисов, –  «вот они и ведут беспорядочный огонь».

Когда мы подошли к огневым позициям первой батареи, я опустился у станин орудия на пук сжатой ржи и дальше не смог идти. Батарейцы принесли покушать. Мы сели перекусить, а расчеты в это время продолжали выполнять команды командира взвода «залпом огонь».

Я даже сам не помню, как уснул прямо у орудия. Настолько устал, что не слышал кононады, которая велась прямо под ухом. Не знаю, сколько бы я проспал, если бы не посыльный из штаба дивизиона, который разбудил меня и передал, что спрашивает командующий артиллерией, где я нахожусь. Наверное, я все-таки часа два проспал. Время уже клонилось к вечеру. Я приказал посыльному доложить командующему, где я нахожусь и что скоро прибуду в штаб артиллерии.

На огневой позиции после подъема я спросил у командира взвода, куда ушел капитан Фетисов и почему он меня не разбудил. Здесь я узнал печальную весть. Командир взвода поведал мне следующее: когда я прилег, Фетисов приказал меня не тревожить, а сам пошел проверить остальные батареи.

В пути шальная пуля противника прервала жизнь одного из лучших командиров артиллерийского полка. Как раз от стрельбы оставшихся, не ликвидированных еще групп противника, и погиб замечательный начальник штаба дивизиона капитан Фетисов. Мне было очень жаль этого умного и грамотнейшего командира-артиллериста и обидно, что мы не обращали большого внимания на своевременную ликвидацию отдельных групп, которые остались в тылу, а от их огня, даже беспорядочного, гибли лучшие командиры.

Я понимаю, что стремление всех – как можно быстрее идти вперед, а оставшиеся мелкие группы будут ликвидированы вторыми эшелонами. Надо отметить, что наступление наше в первые дни шло довольно медленными темпами. Буквально на каждом километре продвижения вперед требовалось сосредотачивать артиллерии нескольких подразделений, а то и частей, чтобы выбить противника со вновь занятого рубежа.

Свертывать боевые порядки пехоты и артиллерии в походные колонны для преследования противника почти не приходилось. Каждый километр приходилось завоевывать в упорных боях. Темп наступления несколько увеличился с переходом в наступление центрального фронта. С переходом в наступление центрального фронта создавалась реальная угроза окружения немецкой группировки, оборонявшей Орел.

С упорными боями мы уверенно продвигались вперед на Орел. Однако, другие части Брянского фронта опередили нас. Честь и хвала им. Первой дивизией, которая ворвалась в Орел, если мне не изменяет память, была 108 стрелковая дивизия. 5 августа Орел был взят и Москва салютовала доблестным частям Брянского фронта, освободившим областной центр нашей Родины. Мы только проехали через освобожденный город и радовались этому вместе с жителями этого прекрасного старинного города. Какие были радостные лица у жителей, которые глазами провожали наше продвижение на Запад. Наконец-то пришла и к ним долгожданная радость. Теперь они хоть свободно смогут вздохнуть полной грудью и снова почувствуют себя людьми.

В пригороде юго-западнее Орла нам было приказано остановиться и ожидать дальнейших распоряжений. 6 августа мы получили распоряжение, в котором указывалось, что 61 армия выводится в резерв ставки. В процессе боев части дивизии очень измотались и изрядно поредели. Дивизия вела бои почти в течение месяца без отдыха и пополнения. Нужно было привести в порядок всю технику, дать немного отдохнуть личному составу, пополнить части боеприпасами, вооружением, доукомплектовать, особенно солдатами и младшими командирами. По всем данным мы должны были задержаться на месте не менее 12-15 дней. Сразу же, решая вышеперечисленные задачи, части приступили одновременно к боевой подготовке, совершенствуя свои знания. При проведении занятий учитывали свои промахи, допущенные в ходе наступательных действий.