Большинство личного состава Красной армии, принимавшее участие в борьбе с врагом в партизанской бригаде, были переданы на укомплектование наступающих частей 19 танкового корпуса и 132 СД.

Руководящие партийные и советские работники, которые сражались в партизанской бригаде, были направлены для организации и работы в партийных и советских органах в области и районы.

Кадровые командиры Красной армии из расформированной бригады убыли в распоряжение штаба Брянского фронта. Командование бригады собрало всех командиров Красной армии, участвовавших в борьбе в партизанской бригаде, поблагодарило всех нас за активное участие в совместной борьбе с врагом и просило не терять связи, где бы мы ни находились.

На этом мы расстались и 13 марта убыли в штаб Брянского фронта. Я, майор Домбровский, капитаны Бонников, Шепилов, старшие лейтенанты Пименов, Гусев, имеющие артиллерийскую специальность, убыли в распоряжение командующего артиллерией Брянского фронта. Недалеко от г. Фатежа, в одном населенном пункте, где мы расположились на первую ночевку, местные жители устроили нам теплую встречу и, в меру возможностей, угощение. Жаль только то, что мы не записывали фамилии тех людей, которые были по отношению к нам столь добродетельны. В первых числах второй половины марта мы прибыли в штаб артиллерии фронта. Нужно сказать, что в отделе кадров штаба артиллерии фронта нас встретили не совсем ласково. Мы прибыли с автоматами и пистолетами, но обмундирование на нас было довольно разношерстное.

Одни были одеты полностью в немецкое, другие в полугражданской одежде и т.д. Возможно, наш неприглядный вид не понравился напыщенным кадровикам. А подполковник Брыков чуть ли нас не принял за изменников Родины и даже предложил нас разоружить и отправить под арест до выяснения, хотя мы имели оформленные документы и направления.

Естественно, по адресу Брыкова, несмотря на его напыщенность, мы отпустили нелестные словечки и предупредили: «Оружия никому не отдадим. Мы с этим оружием воевали в тылу врага и будем продолжать воевать на фронте».

Не знаю, чем бы закончилась наша перепалка с кадровиками, если бы не появился полковой комиссар – комиссар штаба артиллерии, который прекратил нашу перепалку и дал понять кадровикам, что эти люди в бою проверены. Он по-человечески тепло расспросил нас о наших делах в партизанской бригаде, расспросил о семьях, родных, и где последние находятся. После беседы с нами приказал кадровикам направить нас в резервный полк командиров, который располагался в городе Ефремове. В резервном полку нас должны были обмундировать с последующим направлением в действующие части для продолжения службы.

По совету полкового комиссара коней и упряж, на которых мы приехали, пришлось передать полку. В Ефремове мы не задержались. Полк перевели на новое место в район Щекино Тульской области. В полку, по сути дела, ничем не занимались. Время каждый командир использовал по своему усмотрению. От безделия командиры начали приобщаться к спиртному. Командование полка никаких мер по наведению порядка не принмало, занятий не организовывало. Такое времяпрепровождение нас не устраивало. Однажды я решил отправиться в штаб артиллерии фронта, поговорить там, долго ли нас будут держать и почему не отправляют на фронт. Я не думал, что командиры не нужны в действующей армии. В штабе мне ответили, что скоро нас всех отправят по частям. На этом мы и разошлись. В Щекино я неожиданно встретил своих сослуживцев по 17 горьковскому артиллерийскому полку. На улице лицом к лицу встретился с бывшим старшиной сверхсрочной службы Ивановым.

Иванов в артиллерийском полку был заведующим вещевым складом. Сейчас он был в звании капитана. Оба мы, конечно, обрадовались нашей встрече.

«А вы знаете, у кого я сейчас работаю?» – спросил он меня.

«Нет», – говорю, – «откуда мне знать. Я только прибыл из партизанской бригады и сейчас нахожусь в резервном полку».

«Я – начальник вещевого снабжения дивизии гвардейских минометов, а командир дивизии – генерал-майор артиллерии Соловьев».

Я спросил: «Не наш ли начальник штаба дивизиона, в котором я до финской войны командовал батареей?».

«Он самый», – ответил Иванов.

Я никак не думал, что он со старшего лейтенанта в 1939 году мог так быстро вырасти до генерала. По правде сказать, меня удивило и то, что он ни воинскими знаниями командира-артиллериста, ни организаторскими способностями не отличался. Был самым заурядным командиром. Однако на войне все может случиться – одни быстро пробиваются по службе, а другие вообще застревают на месте. Мне захотелось повидать своего однополчанина. Иванов с удовольствием согласился отвести меня к нему. Встреча наша превзошла всякие неожиданности. Во-первых, у входа в дом, где жил Соловьев, часовой нам преградил путь. Мы попросили доложить генералу, что хотим его повидать. Часовой вошел в дом и через несколько минут на пороге появился сам генерал. Сухо поздоровались, он даже не пригласил нас в свою резиденцию.

Перекинулись мы с ним несколькими словами о совместной службе, и на этом наш разговор стал затухать. Желание продолжать беседу у меня отпало после такой встречи, и я, мотивируя свою занятость «срочными делами», отправился восвояси. По дороге спросил Иванова: «Неужели он со всеми так сухо разговаривает и возомнил в себе великую персону?».

«Со всеми», – ответил Иванов. Не узнать нашего Соловьева. По службе он ничем не отличался и чувством юмора не обладал и раньше, но в обществе командиров он вел себя как и большинство командиров, которые проходили службу в 17 артполку.

Вскоре несколько командиров, в том числе и меня, вызвали в отдел кадров за получением назначения. Мне предложили должность заместителя начальника штаба артиллерии 20 танкового корпуса. О танковых войсках я имел очень смутное представление. Тактику танковых войск не изучал. Знал только типы танков, которые находились на вооружении в Красной армии. Я выразил сомнение в целесообразности моего назначения в танковые войска. Служба моя проходила в артиллерийских частях стрелковых соединений, хотя перед войной и был направлен в гаубичный артполк танковой дивизии, в котором так и не пришлось принять участие в боевых действиях.

Мне ответили, что ничего другого предложить не могут. Я солдат, надо, так надо, и поехал к месту своего назначения. По прибытию на место получил полное разочарование. Корпус только начал свое новое формирование. Артиллерии еще никакой не было и пока неизвестно, когда что прибудет.

«Вот как не повезет, так не повезет», – думал я. Опять тот же резерв. Начальнику штаба артиллерии корпуса я выразил свое нежелание служить в танковом корпусе. Желал бы перейти на службу в артиллерию стрелковых соединений на любую должность.

Мои мысли были переданы командующему артиллерией и начальнику штаба корпуса. Фамилию своего непосредственного начальства не указываю лишь потому, что не запомнил ее. В корпусе пробыл всего-навсего полутора суток. Меня вызвали, выслушали мои доводы и решили удовлетворить мою просьбу. Получив направление в отдел кадров артиллерии фронта, я отправился в обратный путь. В пути меня грызли мысли, правильно ли я поступил. Кадровики могут истолковать мой отказ по-своему. Я знал, что взбучке мне не миновать от кадровиков, но решил под любым предлогом попасть на передовую, а не в формируемые или резервные части.

На обратном пути решил заехать в г. Елец в штаб партизанского движения при Брянском фронте и оформить свои финансовые дела. В штабе встретил майора Забродина, бывшего начальника штаба второй партизанской бригады.

Спросил Забродина, куда получил назначение. Услышал неожиданный ответ: «Собираю обратно партизан, которых отправил в части и снова отправляюсь в тыл». Переброску, очевидно, произведут самолетами. Пожелал Забродину счастливого пути, а сам пошел в финчасть. Документы мне оформили быстро, выдали ресчетную книжку, и я решил зайти к начальнику отдела кадров штаба майору Иванову. Он меня расспросил, куда держу путь. Я ответил, получил назначение, которое мне не совсем подходит и возвращаюсь обратно в ОК штаба артиллерии фронта.

Немного помолчав, он передал мне, что моя кандидатура обратно на повестке дня на счет отправки в тыл. Он спросил, как я смотрю на это дело. Я сообщил, что желания большого возвращаться в тыл у меня нет, хочу воевать по своей специальности – артиллериста. Он повторил, чтобы я имел в виду на всякий случай.

Может быть вызов и дал мне с собой предписание в ОК. «Если в ОК артиллерии будут неполадки, предъяви им предписание и немедленно возвращайся к нам». Встреча в отделе кадров, как я и предполагал, была неласковой.

Подполковник Брыков выходил из себя и грозил всякими неприятностями. Я вежливо выслушал его истеричные высказывания, и когда он успокоился – предъявил ему предписание из штаба партизанского движения. Брыков обратно вспылил и пригрозил назначить меня командиром дивизиона в действующие части. Очевидно, он ожидал от меня огорчение или разочарование этим назначением. Я сказал: «Выписывайте поскорее направление на должность командира дивизиона, пока я не раздумал и постараюсь больше с Вами не встречаться». На этом наша вторая «милая» встреча и закончилась.