И так началась Великая Отечественная война с гитлеровской Германией. Первый период войны для нашего народа и, в первую очередь, для Красной армии оказался довольно печальным. Меня, как я раньше писал, война застала в пути к месту моей службы при возвращении из краткосрочного отпуска. Когда добрался я до Белостока и обратно посадил свою семью в эшелон, в первую очередь, прибыл в штаб 10 армии. В штабе армии я полагал, что уточню обстановку и место, где вел наш полк боевые действия. К сожалению, в штабе я застал одного капитана из оперативного отдела и большую группу офицеров, прибывших в армию после окончания военных училищ различных родов войск. На мой вопрос, где проходит передний край наших войск и как можно добраться до нашего соединения, а, следовательно, и до своего полка, то получил ответ: «Не знаю». Капитан рассказал, что совершенно не в курсе обстановки, где какая часть ведет бой. Штаб армии эвакуировался из Белостока на командный пункт и связи с ним нет.

Капитан предложил мне вести всех молодых командиров в Волковыск в распоряжение военного коменданта города, где получим дальнейшее предписание, что делать. Переночевали кто где мог и на чем мог в помещении штаба армии. Утром я оставил командиров на месте, а сам пошел в город по направлению к вокзалу с задачей раздобыть какой-нибудь транспорт для отправки молодых командиров в Волковыск. Одновременно в мыслях не оставлял надежды кого-нибудь встретить из своего полка. И в своем намерении я не ошибся. В районе вокзала я встретил заместителя командира полка по хозяйственной части и капитана Кузнецова. Первый мой вопрос был, где полк и как туда добраться.

Они мне ответили, что полка, как управляемой воинской части, не существует. От них я узнал, что с рассветом 22 июня полк подвергся сильной бомбардировке. В своем расположении занял боевой порядок и вступил в бой. Полк продолжал вести бой довольно недолго – пока были боеприпасы. До начала ведения боевых действий полк так и не был обеспечен тягачами и необходимым автотранспортом для подвозки боеприпасов.

При первых же бомбардировках вражеской авиацией и та незначительная часть транспорта была выведена из строя. На вооружение полк получил 152мм и 122мм гаубицы образца 1938 года. Эти системы были довольно тяжеловесные и требовали для их перемещения специальных тягачей, которые, как я говорил, так и не поступили. Отсутствие транспорта для подвозки боеприпасов и производства передислокации материальной части поставило полк в тяжелое положение. По сути дела, как артиллерийская часть, полк прекратил свое существование. Материальная часть без боеприпасов оказалась для полка мертвым грузом. Со слезами на глазах личный состав полка был вынужден выводить из строя материальную часть, чтобы не оставить ее в исправном состоянии врагу. Другого выхода, чтобы можно было что-то предпринять с материальной частью, не было. Полк без материальной части превратился в стрелковую часть, довольно плохо вооруженную стрелковым оружием и совершенно необученную для ведения общевойскового боя.

Я не оговорился на счет вооружения стрелковым оружием. При моем отъезде 14 июня за семьей личный состав нашего дивизиона не имел даже винтовок на каждого солдата и младшего командира, не говоря уже о вооружении автоматическим оружием. Меня убедили, что части как организованной военной единицы не существует и искать его едва ли имеет смысл. Нужно вливаться в первую попавшуюся часть и вступать в бой. Вернулся в штаб армии довольно в печальном настроении. Кто уже участвовал в боевых действиях, тот знает, как приятно иметь рядом с собой хорошо известных для тебя товарищей. В штабе армии я получил снова подтверждение сопровождать молодых командиров в Волковыск. Построил командиров, коротко разъяснил им положение на фронте, а также что мне удалось узнать от встретившихся товарищей. А положение оказалось довольно печальным. Наши части Западного фронта, за исключением отдельных гарнизонов, отходили на Восток, и некоторые из них достигли Белостока. Причем отход происходил сверху, и связь частей с вышестоящими штабами в большинстве случаев отсутствовало.

Решили двигаться группами в стороне от дороги. Во-первых, войска и мирное население, которые двигались по дорогам, подвергались непрерывным атакам со стороны вражеской авиации, во-вторых, двигаясь недалеко от дороги, мы при возможности могли воспользоваться для передвижения автомобильным транспортом, который двигался при отходе. Хотя мы двигались и в стороне от дороги, налеты авиации противника и нас стороной не обходили. Мои подопечные, прибывшие с полной экипировкой после окончания училища, через две-три бомбардировки растеряли все свои чемоданы. Удивляться здесь не приходится – это были совсем юные товарищи, у которых начало службы рисовалось совсем по-другому, а получилось по пословице: «С корабля на бал». Естественно, им нужно было время, чтобы найти свое место в этом пекле и получить настоящее боевое крещение. 24 июня мы добрались до Волковыска. Двигались от Белостока днем и ночью. В Волковыске со мной оказалось примерно одна треть командиров от того числа, которое мне было поручено вести в штабе 10 армии. Особенно ночью трудно было организованно передвигаться в условиях непрерывной бомбардировки. По прибытию в город Волковыск я доложил коменданту о своем поручении, которое получил в штабе 10 армии и о наличии оставшихся командиров.

К сожалению, назначения я от коменданта никакого не получил, куда кого направить, в том числе и о своем назначении. Комендант по воинскому названию был капитан, который дал команду накормить нас и ожидать дальнейших распоряжений. В середине дня мы получили команду о прочесывании местности от вражеских парашютистов. Эту операцию возглавлял сам комендант. Поскольку у нас единственным оружием был пистолет, а у молодых командиров и этого не было, комендант взял с собой несколько солдат с винтовками.

Прошли несколько километров по перелескам и по ржи, никакого десанта не обнаружили. Вернулись обратно в город к вечеру. Я спросил у коменданта, какие дальше будут распоряжения и куда направить командиров, которые прибыли со мной. Он сделал попытку связаться со штабом кавалерийской дивизии, очевидно, рассчитывая прикомандировать нас к этой дивизии. Очевидно, там тоже все выступили по приказу командования армии или округа в соответствующем направлении, и нам комендант дал команду двигаться дальше на Восток. Эта неопределенность движения сказалась на нашей организованности и моральном состоянии. Куда двигаться, к какой части примкнуть, никто тебя не знает да особо доверия не окажет. Немцы пользовались этой нашей неорганизованностью и забрасывали своих диверсантов в расположение наших частей, переодетых в форму командиров Красной армии. Мой товарищ по рабфаку, Кобылкин Николай, будучи командиром батареи, погиб от пули фашистского диверсанта в городе Белостоке. Мне рассказывали командиры этой части, с которыми встретился я при отходе. Поэтому таким как мы, оказавшихся в первые дни войны не у дел, двигавшихся сами не знаем куда – особого доверия, естественно, не оказывали.

Мы начали по пути приставать к отходившим частям и подразделениям. Части, которые отходили, все-таки имели какую-то организацию, управление, снабжение продовольствием и т.д. Мы же шли полуголодные и могли случайно получать пищу через отходящие части. В Барановичах еще находился штаб 17 механизированного корпуса, у которого по сути дела, всякая механизация отсутствовала. Примкнули к ним, приняли бой и когда стали отходить, о нас приблудных все забыли. Опять мы двигались с надеждой, что встретим на оборонительном рубеже свежую часть, которая нас, приблудных, окончательно примет в свой коллектив и включит в штат.

Мне, уже побывавшему в боях с белофиннами, временное примыкание то к одной, то к другой части было не по себе. Я был готов принять любое подразделение и вместе с ними воевать – бить врага. В такой неразберихе много призванного военкоматами нового пополнения, полностью обмундированного, но невооруженного, искало по пути свои части. Часть из этого пополнения, не принявшего ни одного боя, так и не смогла найти той части, в которую было направлено, и попадала к противнику.

После Барановичей продолжали отходить в направлении г. Несвижа. В Несвиже оказался офицер в звании подполковника, по роду службы связист, у которого мы пытались хоть что-то уточнить об обстановке. К сожалению, он нам ничего не ответил, поскольку сам не имел ни с кем связи. Пока мы с боями отходили по территории Западной Белоруссии, насмотрелись таких ужасов варварства, которые трудно себе представить. Авиация противника бомбила и расстреливала из пулеметов мирное население, которое никакой причастности не имела к боевым действиям. Мы видели убитых матерей и ползающих около них раненых детей и наоборот. Сколько было по дороге расстреляно семей командиров: жен и детей, которые пытались отходить на Восток.

Эти ужасы нельзя забыть. Всех людей, одетых в военную форму, обуревала ненависть к фашизму и, надо сказать, ко всем немцам, хотя мы знаем – были и другие немцы, также ненавидящие эту коричневую чуму.

В этой обстановке разбирать и делить немцев на хороших и негодяев было невозможно. Воины, отходившие на Восток группами, в одиночку, самоотверженно сражались с этим заклятым врагом. Мы в это время плохо еще понимали всю серьезность для нашего народа. При отходе были заняты одной мечтой, что на каком-то рубеже встретим организованную оборону, хорошо подготовленную в инженерном отношении, где будет положен конец нашему отходу, и дадим настоящий отпор фашистам. Мы видели, что отходившие подразделения были плохо вооружены, а некоторые солдаты и командиры совсем не имели никакого оружия. Но люди верили в нашу справедливую победу, верили в партию и лично тов. Сталина И.В. и горели ненавистью к фашизму. Героизма было хоть отбавляй. При отражении атак противника одни были с оружием, другие были без оружия и, как кто-то из товарищей был ранен или убит, невооруженный солдат или командир брал его оружие и продолжал сражаться. Но силы были далеко неравны. Одного героизма было мало против такой армады. Нужны были танки, артиллерия и особенно авиация. Нужно сказать, что наши бойцы и командиры, я бы сказал, с какой-то «хладнокровностью» встречали атакующие танки и пехоту противника и вступали с ними в единство, но как только начинала нас утюжить авиация – многие не выдерживали. Никакие атаки не действовали так на психику воинов как авиация. Немцы этим преимуществом пользовались довольно длительное время 1941-42 годов. Как только их атака захлебывалась, они вызывали авиацию. Последняя волнами производила налеты до тех пор, пока не обеспечивала успеха наземными войсками.

Огонь наши подразделения по налетавшей авиации открывали со всех видов оружия, но он был малоэффективен. Хотя были случаи: сбивали самолеты из карабинов, автоматов и другого оружия. На моих глазах артиллеристы сбили Ю-88 из 122мм гаубицы образца 1910/30 года. Некоторым товарищам покажется это совершенно невероятным, но это был факт. Эти случаи вселяли у воинов уверенность, что самолеты врага можно сбивать из любого вида оружия. Из Несвижа мы отходили между Минском и Слуцком.