В двадцатых числах марта мы получили приказ подготовиться к отправке на погрузку в эшелон в город Ленинград. Вывели нас с территории бывшей Финляндии и расположили в районе Парголово в ожидании подачи для нас эшелонов. Простояли мы здесь около недели. За это время мы побывали в Ленинграде. Кто был впервые – ознакомились с достопримечательностями города, а посмотреть в Ленинграде есть на что. Везде, где мы появлялись во фронтовой одежде, народ Ленинграда встречал нас очень радушно.

Я навестил свою родную тетю Наташу, там же застал двух двоюродных братьев Ивана и Николая. Иван был тоже командир и участвовал в войне против белофиннов. В Ленинграде я узнал, что мой лучший старший товарищ по рабфаку Яша Гофман продолжает учебу в Лесотехнической академии имени С.М. Кирова и проживает на старой квартире в Озерках.

Я навестил родственников моих друзей по работе – Сережи Веселова и Николая Бакланова, но, к сожалению, никого из друзей не оказалось на месте. Они тоже принимали участие в этой войне и домой еще не вернулись.

Кончилась наша стоянка, и подразделения полка отправились на погрузку. Мы, то есть наш 2-й дивизион, следовал третьим эшелоном. При проезде через Озерки я остановил батарею и зашел навестить Якова Борисовича. К счастью, он оказался дома. Как всегда бывает по русскому обычаю – выпили по стопке из моих фронтовых запасов, немного побеседовали и нужно было расставаться. Больше уже Якова Борисовича я не встречал и не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба. После погрузки в эшелон мы стали гадать, куда же нас повезут – на свои старые места в город Горький или другой район дислокации. Никто толком ответить на это не мог. Когда же наш эшелон повернули в сторону Иваново, мы все обрадовались и поняли, что следуем на свои бывшие места, где нас ожидали жены, дети, родные и друзья.

Однако, наш полк не довезли до Горького 30 км и разгрузили в Дзержинске. Каждый прибывающий наш эшелон выходило встречать все население Дзержинска как победителей. Многие жители приезжали встречать из г. Горького.

Разместились мы во временно приспособленных помещениях. В это время наши зимние квартиры оказались занятыми другими вновь сформированными подразделениями. Мы ожидали пока их или расформируют, или переведут в другие места, но этого так и не дождались. До лагеря наши подразделения продолжали оставаться в Дзержинске. После соответствующих митингов и приемов с соответствующими угощениями нам нетерпелось поскорей увидеться с семьями, родными, друзьями, которые находились в Горьком.

Помнится интересный разговор. Николай Васильевич, наш комдив, пришел от командира полка и собрал к себе всех нас. Первые слова его были: «Я был у командира полка, и командир полка разрешил выехать в Горький только Пискунову, а все должны оставаться на месте». Что нам оставалось делать. Я пригласил к себе командиров взводов, старшину и по примеру комдива сообщил, что выехать в Горький могу только я, а вы должны быть на месте. При чем у моих ком взводов семей еще не было.

Политрук батареи Павел Алексеевич Тропошко выручил меня. Он к этому времени был еще не женат, и в Горьком у него никого не было. Павел ото всех присутствующих сказал мне, чтобы я поехал навестить семью, а они все будут на месте. Они свое слово сдержали, и никто никуда не отлучался, пока я не вернулся из Горького. Впоследствии до отъезда в лагерь была установлена четкая очередность посещения Горького, и никто ее больше не нарушал. 

В апреле месяце был опубликован Указ президиума Верховного Совета Союза ССР о награждении отличившихся в боях с белофиннами. В полку было награждено всего около 20 человек командиров, политработников и красноармейцев, и один командир орудия Бочаров был удостоен высокого звания за проявленную храбрость – Героя Советского Союза. В списке награжденных была и моя фамилия. Меня наградили Орденом Красной Звезды. Это была великая радость не только моя, моей семьи, а всего коллектива батареи, ведь в этой награде были отражены боевые дела не только мои, но и всех красноармейцев и командиров батареи, которой мне пришлось командовать. После первомайских праздников полк выехал в Гороховецкие лагеря на свои старые места. В лагерях жизнь пошла веселей – нам разрешили привезти в лагеря свои семьи. Кончились наши разлуки, но ликовать нам пришлось недолго. В мае месяце всех награжденных собрал командир полка, и мы выехали в Москву, в Кремль за получением правительственных наград. В Кремле на нас были поданы подробные списки и заказаны пропуска. Однако, проверка при получении пропуска и во время следования в зал ожидания была очень тщательная. На каждом шагу работники НКВД спрашивали, есть ли оружие. В зале ожидания собралось довольного много народа со всех концов нашей родины, которые прибыли в этот день за получением правительственных наград. Каждому нетерпелось поскорее услышать поздравления Михаила Ивановича Калинина и получить заслуженную награду.

Вдруг нас всех пригласили в зал, где должны будут вручать правительственные награды. В зал вошел в сопровождении нескольких работников Президиума Верховного Совета секретарь Президиума – Горкин Александр Федорович.

Произвели проверку присутствующих, и Александр Федорович предупредил нас, чтобы сильно не жали руку при получении наград. Оказалось, Михаил Иванович Калинин по состоянию здоровья не смог лично вручить нам награды. Вручил нам награды его заместитель – Бадаев Алексей Егорович. После вручения тов. Бадаев А.Е. поздравил всех награжденных и пожелал всем нам дальнейших успехов в нашей работе. Прибыл фотограф, все желающие группами могли сфотографироваться с тов. Бадаевым А.Е.

Когда наша группа выходила из Кремля, москвичи нас очень тепло встречали и аплодировали. Всем известно, что до Великой Отечественной войны человек, имеющий правительственную награду – орден или медаль, был в большом почете. Награжденному, кроме внешней формы уважения, предоставлялись большие различные льготы. Тогда каждый гражданин, награжденный правительственной наградой, в знак уважения к этой награде не расставался с наградой и всегда носил ее на самом видном месте. Надо сказать, что после Великой Отечественной войны отношение народа к правительственным наградам резко изменилось. Никто их не стал носить. Очевидно, это связано с тем, что слишком много стали награждать, и награды потеряли свою ценность. Различные значки носили, а ордена, которыми награждены за боевые и трудовые подвиги, не носили.

При возвращении нас в полк нам была устроена довольно пышная встреча. Нас чествовали как героев.

В лагере началась наша повседневная армейская жизнь: полевые занятия и боевые артиллерийские стрельбы. На одной из боевых артиллерийских стрельб я встретил своего бывшего начальника училища комбрига Бесчастного. Оказывается, он был начальником курса или факультета в артиллерийской академии им. Дзержинского. Здесь впервые мне пришлось встретиться с такими артиллерийскими светилами как комбриг Дьяконов и полковник Капустин. С ними находился в последующем видный артиллерийский военоначальник Одинцов. В то время он был в звании полковника, ныне маршал артиллерии – начальник артиллерийской инженерной академии им. Ф.Э. Дзержинского. Они все приезжали со слушателями академии для выполнения боевых артиллерийских стрельб, а наш полк привлекался для их обслуживания.

В конце мая полк неожиданно получил приказ сдать механическую тягу (трактора, автомашины) и перейти снова на конную тягу. Требовалось все начинать сначала.

Укомплектование нас конским составом происходило не за счет народного хозяйства, а за счет других частей, которые переходили на механическую тягу. В общем, для нас, малых чинов, считавших, что началась какая-то непонятная и на наш взгляд нецелесообразная перетурбация. Одни такие же части сдавали коней и получали механическую тягу, мы же, наоборот, у них получали лошадей. Для этого и тем, и другим частям требовалось все начинать сначала.

Разнарядку на коней мы получили из Москвы. Командование полка скомплектовало команду из 50 человек для поездки в Москву за конским составом. Старшим был назначен капитан Иванов Николай Васильевич, его заместителем – я. Почему-то выбор для получения машин, а теперь коней выпадал на мою персону. Машины получать, когда переходили на мехтягу, назначили меня, хотя я в них ничего не понимал, как и остальные, теперь коней обратно я должен ехать отбирать и транспортировать в полк. Делать было нечего, приказ есть приказ – собрали, проверили свою команду и отправились в путь. В Москве часть, в которой должны получать коней, находилась в районе Лихобор, как тогда называли это место.

Прибыли в часть, пригласили для пущей важности ветеринарного врача и начали производить проверку конского состава. Коней, которые не подходили по соответствующим статьям для продолжения службы, не должны были брать.

Наконец мы отобрали более четырехсот коней. Теперь нужно было провести их через всю Москву на погрузку в эшелоны. Эшелоны нам должны были подавать на Повелецкий вокзал. Для питания в пути личного состава нам в дорогу, вместо консервов, выдали вареное мясо, хотя в летнее время это не совсем желательно, поскольку холодильников в вагонах не было. На погрузку коней в эшелоны пришлось их везти после двух часов ночи, когда в Москве прекращалось движение, иначе мы запрудили бы все движение в городе: для перегона коней требовалось специальное разрешение коменданта г. Москвы и местных властей. Погрузка прошла нормально. Часть личного состава, который должен был следить за конями, расположилась по вагонам вместе с конями. Остальные разместились в оборудованном специальном вагоне вместе.

Когда состав по окружной железной дороге повезли на горьковскую линию, капитан Иванов Н.В. предложил покушать. Из пищи, как я уже говорил, было только мясо и хлеб, которые нам выдали в части. Мы при получении мяса высказали свое возражение, однако врач части нас убедил, что мясо совершенно свежее и опасаться нечего. Мы послушали врача и решили взять это мясо. Тут-то с нами и случилась непредвиденная беда. Как только мы закончили прием пищи, через некоторое время начались массовые жалобы на боли в желудках и рвоту. Все признаки говорили за то, что это было явное отравление. Причиной такого чрезвычайного происшествия оказалось полученное мясо. Других продуктов кроме хлеба мы ничего не кушали. Мы рассчитывали, что все пройдет и решили на остановках брать молоко и давать его личному составу. Это один из методов очищения желудка. Однако отравление оказалось очень сильным, и у солдат появились симптомы сильной рвоты, головокружения и потери сознания. Такой участи подвергся и я. Капитан Иванов дал телеграмму в Павлов-Посад о встрече эшелона и вызове скорой помощи. В Павлов-Посаде 13 человек, в том числе и меня, сняли с эшелона в бессознательном состоянии. Остальные получили легкое отравление и смогли сопровождать эшелон к месту назначения. Какие с нами проделывали процедуры, я не помнил, пришел в сознание только на следующий день часов в 12 дня.

Мне показалось странным, когда я очнулся и увидел около себя врача и двух военных с двумя прямоугольниками из органов НКВД. Я сразу спросил, где я нахожусь и почему я здесь. Доктор как-то облегченно вздохнул и ответил: «Скажи спасибо, что вовремя вас сняли, иначе больше бы вы света белого не увидели бы».

«Доктор, меня одного сняли или еще со мной есть другие товарищи?» Доктор сказал, что кроме меня в больнице находятся еще 12 человек. Смертельного исхода не было, все обошлось благополучно. Военные товарищи, когда убедились, что я чувствую себя вполне удовлетворительно, начали задавать мне вопросы. Их, как я понял, больше всего интересовало, что мы, кроме полученного мяса, кушали и какие продукты дополнительно получали. Я им ответил, что кроме мяса и хлеба ничего не получали и в пищу ничего не употребляли, не считая молока, когда почувствовали себя плохо. В Москве, где мы получали мясо, было уже все тщательно проверено, и мясо подверглось соответствующему анализу. Товарищи военные, которые находились около меня, сообщили, что мясо оказалось отравленным.

Доктор рассказал, что задали мы им работу. В течение ночи весь персонал больницы мыл наши желудки и принимал меры, чтобы нас выходить. Мы им очень благодарны, этим добрым и мужественным медикам. Уж больно позорная и бесцельная могла оказаться смерть наших боевых товарищей. Только вернулись с войны живыми и здоровыми, отмеченные Родиной высокими наградами, а тут от какого-то мяса – глупая смерть. Да, в жизни всякое может случиться. Но самое главное, что мы оказались живы, здоровы и на следующие сутки выехали к себе в часть. В части уже было известно о благополучном исходе нашего чрезвычайного происшествия. В первых числах июня наши подразделения еще не укомплектовались полностью конским составом, а амуниции совсем не получили: мы получили приказ грузиться в эшелоны и следовать по направлению к эстонской границе. Все необходимое имущество и амуницию пришлют нам на место сосредоточения. Наш дивизион следовал вторым эшелоном. Конечной станцией нашего назначения была станция Остров.

В Острове произвели выгрузку и в район сосредоточения следовали своим ходом. Короче говоря, следовали люди и кони без материальной части, которая оставалась на станции до получения амуниции. Беда еще была и в том, что теперь ездовыми посадили бывших шоферов и вообще случайно подобранных людей, многие из которых не знали с какой стороны подойти к лошади. По пути к месту сосредоточения колонну обогнала легковая автомашина и остановилась. Из машины вышел генерал-лейтенант артиллерии и спросил, кто старший и почему нет порядка в колонне и не держат дистанции.

Я доложил, что являюсь старшим и пообещал навести порядок. Когда машина уехала, я проехал по колонне, и мне самому стало не по себе. Каждому красноармейцу для перегонки коней к месту сосредоточения было вручено по три лошади и лишь одна была с уздечкой, на которой сидел красноармеец. Две боковые лошади были привязаны просто веревками за шею. О какой дистанции и каком порядке могла идти речь, когда большинство ездовых сели на коня впервые. В пути не ездовые управляли конями, а наоборот – кони ездовыми. Прибыли в район сосредоточения и сразу же получили боевой приказ – занять боевой порядок. Поочередно одним комплектом амуниции вывезли орудия на ОП (огневую позицию) и заняли НП (наблюдательный пункт).

Установили связь наблюдательных пунктов с огневыми позициями и организовали круглосуточное дежурство органов разведки и командиров.

После всего этого нужно было точно произвести топографическую привязку огневых позиций и наблюдательных пунктов, чтобы наиболее точно подготовить исходные данные по целям. Исходные данные для стрельбы первоначально готовятся глазомерно, не ожидая точного определения боевого порядка батареи. В последующем эти данные уточняются, включая поправки на метеорологические и баллистические стрельбы условия. Целей, определенных в пограничной полосе эстонской армии, мы не получили. Засекали при помощи оптических приборов наиболее ярковыраженные отдельные предметы, обнаруженные деревоземляные сооружения, наблюдательные посты и по ним готовили исходные данные для открытия огня. Пристрелку отдельных ориентиров в качестве реперов, от которых можно было бы переносить огонь на другие цели, мы не могли. Ведь состояния войны объявлено не было. Ожидали мирного разрешения вопроса, впоследствии так и случилось.

Через несколько дней нам прибыла полностью амуниция, и мы имели возможность начинать отрабатывать элементарную слаженность ездовых. Как я указывал: некоторые впервые сели верхом на лошадь. Надо было вселить у этих красноармейцев уверенность, что они быстро овладеют основными приемами конного дела, и надо было привить им любовь к коню. Потянулись дни наблюдений за поведением «противника», а они, очевидно, наблюдали с таким же усердием за нами. Однако, какого-то резкого изменения в поведении пограничных подразделений эстонской армии замечено не было. Регулярно, как всегда, происходила смена постов, движение по определенным маршрутам пограничных патрулей. Каждый день мирной передышки нам был тоже небесполезен. Мы продолжали усиленно тренировать личный состав в слаженности работы и особенно ездовых. После финских событий личный состав намного обновился. Часть красноармейцев и младших командиров была уволена, а вместо них были призваны новые красноармейцы, которые еще не имели никакого представления о боевых действиях. Положение облегчало и то, что основной костяк батареи остался тот же, который участвовал в войне с белофинами.

С каждым днем напряженность нарастала, все ожидали развязки событий. Мы только впоследствии узнали, что с прибалтийскими республиками велись переговоры о вводе наших войск на их территорию с целью обезопасить наши северные границы. Одновременно, ввод наших войск оказал бы бескорыстную помощь трудящимся прибалтийских республик. Фашистские режимы прибалтийских республик превратили эти страны в придаток Западных держав и, в первую очередь, фашистской Германии и вызывали растущее недовольство трудящихся масс против этих режимов. Трудящиеся этих стран под руководством коммунистов в течение 20 лет боролись за восстановление советской власти в этих странах. Во второй половине июня месяца истекал срок предъявленного ультиматума, и 19 или 20 июня должны были получить ответ. В случае положительного ответа – Эстония пропускает наши войска на свою территорию, где последние будут расквартированы в указанных нашим командованием районах. При отрицательном ответе – наше правительство вынуждено было применить силу, и мы должны были начинать боевые действия. Случилось как раз лучшее – эстонцы пропустили согласно договоренности наши войска на свою территорию. При расположении нас в боевом порядке мы были отделены от эстонской границы озером шириной 150-200 метров. На правом фланге нашего расположения проходила дамба, по которой можно было проезжать. 20-о июня (уточнить дату) рано утром на противоположном берегу началось оживленное движение.

К вышке, где располагались наблюдатели-пограничники, неоднократно подъезжали разные экипажи, запряженные парой лошадей, и уезжали обратно. В 12 часов дня экипаж с представителями эстонской стороны выехал на середину дамбы, где была проезжая часть, и остановился. Через несколько минут к этому экипажу подъехали представители наших войск. Обмен мнениями или, как можно назвать, переговоры продолжались очень непродолжительное время. После чего представители обоих сторон разъехались обратно на свои стороны. Как говорится, наступила критическая минута ожидания исхода встреч представителей обоих сторон.

Довольно быстро нам была передана по телефону команда разрядить орудия и приготовиться к движению. Мы выполнили полученное распоряжение и тоже своим батареям дали такую же команду. Для подготовки батареи к движению времени много не требуется, это исчисляется несколькими минутами. Через 10-15 минут я получил доклад от старшего офицера батареи Салмина и командира взвода управления Воронина, что подчиненные им взводы к маршу готовы. Мы ожидали приказала из полка на совершение марша через границу, но через некоторое время получили команду «отбой» и «ожидать дальнейших распоряжений». Последний раз посмотрели, как наши части двинулись через границу и покинули наблюдательные пункты. Больше делать на них нам было нечего, и мы все собрались в расположении огневых взводов.

К исходу дня собрал всех командиров И.Г. Зуев, командир полка, пояснил нам обстановку и сообщил, что полк на территорию Эстонии не пойдет. Очевидно, в скором времени получим новую задачу. Передышку мы использовали для продолжения занятий по слаженности, особенно было обращено внимание на тактико-строевую подготовку. В скором времени предстояли большие переходы.

Через несколько дней нам дали команду следовать на погрузку в эшелоны. Наш второй дивизион следовал первым эшелоном. За нами должны грузиться и следовать управление полка и 1-й дивизион. Теперь мы уже следовали в полном составе, хотя конная выучка ездовых оставляла желать лучшего. Эти недостатки можно было поправить в процессе дальнейших действий, главное, что мы были полностью укомплектованы тягой, техникой и людьми.