Возвращаясь в училище, меня не покидала мысль, что со
мной будет, какое наказание должен понести. Я был готов даже к худшему – меня
могли исключить из училища и отправить продолжать отбывать срок службы в
войсках.
Прибыл я в свою 7-ю батарею, доложил командиру батареи о
своем прибытии. Каково же было мое разочарование, когда мне командир батареи
ответил, что «наш взвод перевели в 5-ю батарею». Здесь меня охватила большая
робость, если в 7-й батарее меня уже знали по учебе, поведению, то еще можно
было рассчитывать в наказании на какое-то снисхождение, то в новом подразделении я мог выглядеть просто как нарушитель.
Доложил командиру батареи о своем прибытии и опоздании
ровно на 10 дней. Командир батареи, старший лейтенант Петрушинский, внешне
выглядел сурово, выслушал мой рапорт и тут же задал вопрос, почему я опоздал. Я
показал ему справку о болезни и все чистосердечно рассказал о встрече с женой
после столь длительной разлуки и ожидал своего приговора. Комбат внимательно
выслушал меня, повертел в руках справку и отрывисто ответил: «Хорошо. На первый
раз вам прощаю». Одновременно он меня и обрадовал. Он сообщил, что по
характеристике командира 7-й батареи, капитана Коханского, решили меня
назначить командиром 1-о орудия 5-й батареи. Это для меня было неожиданностью.
Вместо наказания я получил повышение.
Теперь я уже командовал своим орудийным расчетом, который
состоял из семи номеров орудийной прислуги и трех ездовых. Мои однокурсники
были довольны не менее моего, что все так обошлось благополучно. Оказалось, что
из моих однокурсников взвода еще шесть человек были назначены командирами
орудий и отделений. Этой чести удостоились: Борисов Валентин, Павел Дроздов,
Орел, Павлов, Иванов и Ваня Егоров. Со второго курса на уборку коней и техники
мы уже не ходили. Это время использовали на дополнительные занятия и тренировки
по артиллерийско-стрелковой подготовке. На занятия по конному делу нам уже
солдаты подразделения подавали оседланных коней и после занятий уводили. На
первом курсе эту процедуру мы проделывали сами.
Теперь я отвечал не только за себя и свою учебу, а также
за состояние дисциплины в отделении, сбережение техники и стрелкового оружия и
содержания коней. Забот прибавилось, но и опыта тоже. Младшие командиры в училище
пользовались заслуженным авторитетом и отношение к ним со стороны командиров
всех степеней было довольно хорошим. Льгот для нас, младших командиров, никаких
не было. Ведь мы, кроме ответственности за своих подчиненных и закрепленную
технику, должны наравне со всеми выполнять все задания по учебному процессу и
успевать в учебе не хуже других. В армии принято, что командир любой степени
должен быть примером для своих подчиненных.
Учеба на втором курсе шла вполне нормально, по всем
вопросам общеобразовательных и военных дисциплин, я успевал на хорошо и
отлично. Удовлетворительные оценки были исключены. Давалось это только упорным
трудом, а не какими-то особыми способностями. Свободное время в училище
заполнялось проведением различного вида соревнований, как то: конноспортивными,
гимнастическими и легкоатлетическими. В училище был и хороший зрительный зал,
где два раза в неделю показывали кинофильмы, и клуб, в котором устраивали танцы
под духовой оркестр в субботу и воскресенье. В субботу и воскресенье в училище
разрешалось пускать знакомых девчат из города.
В училище была хорошо организована и действовала
художественная самодеятельность. Доморощенных талантов различного жанра было
больше, чем достаточно. Представления самодеятельные артисты показывали достаточно
часто и с прекрасно отработанными номерами. Один был «недостаток» – времени у
курсантов всегда не хватало. Время шло быстро и подходил конец второго года
обучения. Снова на все лето мы отправились в лагерь совершенствовать свою
полевую выучку. Разница была для меня следующая. Я уже в лагере командовал
оружием и от подготовки и слаженности работы расчета зависела точность
артиллерийской стрельбы.
Кроме того, мы сами должны выполнять боевые зачетные
стрельбы. Оценки по зачетным стрельбам входили в общие результаты переводных и
выпускных экзаменов. Если получил по зачетной боевой стрельбе
неудовлетворительную оценку, то уже нельзя было рассчитывать на положительную
оценку по артиллерийско-стрелковой подготовке, а это была основная дисциплина
из всего военного цикла. В этом лагере мы устроили одну злую шутку с
преподавательницей русского языка, которая чуть не подвергла наказанию весь
взвод. В этот год в лагерь вместо преподавателя русского языка Дорошенко
послали женщину, которая имела непривлекательную наружность и была довольно
капризна. Ей трудно было угодить, и все ей не нравилось. И вот в один из
перерывов ребята поймали ужа и положили преподавателю в портфель.
После перерыва она взяла портфель и хотела достать свои
бумаги, а вместо бумаг схватила ужа, сильно испугалась и подняла неистовый
крик. Урок был сорван, а она побежала с жалобой прямо к заместителю начальника
училища полковнику Буковскому.
Начался переполох среди нашего дивизионного начальства,
пошли допросы по одиночке и в группе – кто эту пакость сделал. Ребята оказались
немы как рыба, все отвечали одно – «не знаю». В конце концов полковник
Буковский приказал прекратить эту возню и продолжать заниматься делом. Он был
по-своему характеру очень добродушным человеком и понял нашу шалость. Однако,
проводить занятия по русскому языку она к нам больше не приходила. Прислали
другого преподавателя, по фамилии Грушевский.
В июле в лагере я получил радостную весть – у меня
родился сын. Теперь я жил одной мечтой – скорей закончить учебный год, получить
отпуск и быстрее встретиться с женой и сыном.
Теперь у меня было определенное место, куда ехать в
отпуск и был близкий человек, который ожидал тебя. Экзамены за второй курс
после лагеря я сдал превосходно и по результатам оказался одним из первых,
заслужившим поощрения начальства. В первых числах октября я прибыл в Москву и
увидел, что Насте очень тяжело одной без материальной и моральной поддержки,
без близкого человека рядом с собой. У ее матери, примерно в это же время,
народилась тоже дочь и в квартире, если можно так назвать одну комнату в
бараке, было двое малышей и две семьи. Работали они с матерью посменно. Поэтому
нужно было одну смену отработать, другую смену ухаживать за двумя грудными
ребятами. Я видел, как у жены от бессонницы глаза кровью наливались.
Я мог только сочувствовать, но помочь ничем не мог. Мне
оставалось еще год учиться, чтобы потом оказаться вместе.
Отпуск пролетел очень быстро и нужно было снова
возвращаться. Уезжал я с очень тяжелым осадком на сердце. Ведь за отпуск Насте
ничем не помог и снова оставлял ее одну. Надо отдать должное доброте ее родных,
особенно матери Елизавете Артемьевне, которые старались помочь и поддержать
морально жену, а иначе, чтобы выдержать такое напряжение, нужны были железные
нервы и незаурядная сила воли.
Возвратился я в училище к первому ноября, прямо с корабля
на бал, к самому разгару подготовки к параду. Правда, хотя это мероприятие было
тяжелым, но мы к нему уже привыкли и переносили нормально эту нагрузку,
совмещая ее с учебными занятиями.
В это время, то есть в ноябре 1937 года, в училище был
традиционный вечер, посвященный выпуску из училища и присвоению курсантам звания
«лейтенант». На этот традиционный вечер прибыли к нам секретарь ЦК Украины
Косиор и командующий киевским военным округом Якир.
Мне пришлось во время торжественного собрания за спиной
этих уважаемых и высокопоставленных людей стоять в почетном карауле.
В конце 1937 года и первой половине 1938 года волна
репрессий задела не только высокопоставленных партийных и советских
руководителей, но и военных начальников. Волна эта коснулась и нашего училища.
В округе после ареста Якира командующим прибыл командарм Федько. Это был
известный герой гражданской войны, награжденный четырьмя орденами Красного
знамени. Командовал округом он очень мало и в начале 1938 года был тоже
арестован. В артиллерийских частях, куда мы были направлены на стажировку, как
правило, из командования полков и выше почти никого не оставалось. В частях
царила полная неразбериха, ни у кого, малого или большого командира, не было
уверенности в завтрашнем дне. Ведь арестовывали по любому доносу и правых, и
виноватых без всякого тщательного расследования. До весны 1938 года в училище
никого не трогали, и пока царила спокойная обстановка, однако это длилось
недолго.
В начале 1938 года из нашего взвода забрали трех
курсантов: Заморея, Левашова и Глуховского. Правда через некоторое время их освободили,
но обратно в училище они не вернулись. Из преподавателей взяли майора
Сониксена, начальника учебного отдела полковника Иваницкого, а несколько позже
интенданта 1-о ранга Страдецкого. В училище создалась обстановка неуверенности,
никто не знал, чья следующая очередь, взять могли любого, вспомнив какое-нибудь
несерьезное высказывание.
Прошло месяца два, и больше пока никого не трогали. Все
стало входить в свою колею. Вдруг, безо всякого объяснения, с нами начали
форсировать обучение последнего года. Мы по своей наивности думали, что нам
введут дополнительно другие дисциплины. Поэтому форсируют быстрее окончание
основных дисциплин, которые мы должны заканчивать в лагере.
В марте 1938 года, после беседы со мной в партийных
инстанциях, меня приняли в кандидаты партии. Я считал, что мне была оказана
большая честь. Обстановка в это время не располагала думать о том, чтобы
вступать в партию, независимо от твоего желания и достоинства. Однако партийная
жизнь корректировала наши заблуждения. Экзамен при приеме был настоящим, но я
его выдержал с честью. Я был слишком горд этим доверием и по-настоящему
готовился к этому экзамену.
Однако форсирование учебного процесса было не
случайностью. Перед майским парадом нам объявили, что пришло указание о
досрочном выпуске нашего курса. В июне мы должны сдать государственные экзамены
и разъехаться по частям согласно назначения.
После майских праздников мы выехали на ржищевский
полигон, чтобы выполнить зачетные боевые артиллерийские стрельбы. Председателем
государственной комиссии был Страдецкий, которого в скорости тоже арестовали.
Стрельбы все курсанты выполнили, лично я выполнил боевую артиллерийскую
стрельбу на «отлично». Если курсант не выполнил стрельбу, то ему не могли
поставить положительную оценку и по теории стрельбы. Не успели мы возвратиться
с боевых стрельб, как нашего председателя забрали.
Стала дилемма, как быть теперь с нашими оценками по
артиллерийской стрельбе. Подпись председателя стояла на каждом титульном листе
с оценкой. Мы уже были настроены ехать повторно выполнять зачетные стрельбы.
Для государства повторные стрельбы стоили довольно дорого. Прошло несколько
дней в этой неясности, прежде чем объявили нам о том, что оценки, полученные по
боевой стрельбе, засчитываются.
По возвращении с полигона мы усиленно начали готовиться и
сдавать государственные экзамены по остальным предметам, а их было довольно
много, около десятка. Каждый курсант старался сдать экзамены как можно лучше.
При низких результатах экзаменов начальнику училища предоставлялось право
представлять ходатайство к присвоению звания не «лейтенанта», а «младшего
лейтенанта».
Вторым стимулом, который также подстегивал на лучшие
результаты экзаменов, было получение места назначения при распределении. В
училище распределение происходило исключительно по результатам успеваемости.
Забегая несколько вперед, считаю, что такую систему распределения следовало бы
ввести в высших и средних специальных гражданских учебных заведениях. Кто
получал по тому или иному предмету неудовлетворительную оценку, направлялся в
часть служить в звании младшего командира до повторной пересдачи через
определенное время, но не раньше, чем через год.
В начале июня мы сдали все экзамены и облегченно
вздохнули, ожидая приказа о присвоении звания и распределения по частям. Вдруг
ночью, когда мы уже легли спать, меня поднял дежурный по дивизиону и сообщил,
что вызывает начальник училища. Я в памяти перебрал все – думал, за что это я
вдруг попал в немилость. Долго не мог в памяти воспроизвести все свои грехи, и
тут пришел на память тот случай, когда я приветствовал и стоял в почетном
карауле при посещении училища секретарем ЦК Украины Касиором и командующим
округом Якиром. Естественно, это был просто бред воображения. Когда прибыл и
отрапортовал начальнику училища, все мои опасения оказались напрасными.
Начальник училища комбриг Посчестнов, листая мое личное дело, напомнил, что у
меня по текущей успеваемости по радиосвязи имеется удовлетворительная оценка,
которую необходимо пересдать, причем не позднее завтрашнего дня. Почти всю ночь
я не спал, пересмотрел все конспекты, продумал, где обычно допускали ошибки при
практическом выполнении в работе на радиостанциях.
Преподаватель по радиосвязи капитан Губарев требовал
исключительной пунктуальности, как в ответах, так и при практической работе.
Утром, наскоро позавтракал, собрался с мыслями и пошел
пересдавать зачет по радиосвязи. К моему удивлению, преподаватель не задал мне
ни одного теоретического вопроса, а приказал настроить на заданную волну
радиостанцию. Проделал это я, как мне казалось, без существенных ошибок и
довольно быстро. Я не ошибся в своем предположении. Мне была выставлена
отличная оценка.
И так, все экзамены я выдержал на отлично, хорошие оценки
получил только по русскому языку и топографии. По топографии у преподавателя
Брисова вообще получить отличную оценку было невозможно. Это был довольно
знаменитый артиллерист и топограф. Его приборами при подготовке исходных данных
для стрельбы пользовались все артиллеристы Красной армии. Он был очень
своеобразен и часто нам говорил: «Топографию на 5 знает бог, на 4 – моя дочь, а
вы все – не больше, чем на 3».
Все экзамены были сданы, и мы теперь свободно отдыхали,
ходили уже в город без увольнительных знаков, некоторые товарищи закупали себе
чемоданы и другой скарб. Нам предварительно до получения приказа о присвоении
воинских званий выдали аванс. Однажды, мы вечером пошли погулять в парк им.
Т.Г. Шевченко, сидели на лавочке, вдруг кто-то из ребят крикнул, что уже без
четверти двенадцать. Все, как по команде, схватились с места и пустились бегом
в училище, чтобы не опоздать. Не знаю, сколько мы бежали и кто первый
опомнился, что мы уже командиры. Остановились в полном недоумении и
расхохотались. Сработала сила привычки. Нам всем, кто успешно сдал экзамены,
выдали командирское обмундирование и разрешили его носить, только не были
приколоты еще знаки различия.
Я, не дожидаясь получения приказа о присвоении звания,
отправил жене телеграмму, чтобы она брала расчет и была готова к отъезду.
Наконец наша разлука закончилась, теперь мы будем вместе. Настя быстро оформила
расчет на своей фабрике, к которой уже привыкла и считала ее вторым домом. На
фабрике она была Стахановкой и пользовалась уважением своего коллектива.
Наконец пришел приказ о присвоении нам воинских званий. Как всегда было
выстроено все училище со знаменем и в этой торжественной обстановке нам
зачитывали приказ. Я закончил училище по Первому разряду и получил звание
«лейтенанта». Всех разрядов было три. Окончившим училище с отличием и по
первому разряду предоставлялось право выбора места назначения.
После торжественного вечера на второй день мы получили
назначение. Комиссию возглавлял начальник училища и были представители из штаба
округа. Когда подошла моя очередь зайти по вызову, у меня спросили, куда бы я
хотел поехать служить. Названо было довольно много мест. В перечисленном списке
мест Московский округ не значился. Я все-таки набрался храбрости и спросил,
нельзя ли поехать в Московский военный округ. У меня в Москве проживает жена.
Комиссия немного посоветовалась и ответила мне, что удовлетворяет мою просьбу.
Со мной в Московский военный округ был направлен еще один мой товарищ, тоже
отличник, Шаповалов Александр Иванович.
После распределения мы собрались вместе, провели
прощальный вечер в городе Киеве и наутро начали разъезжаться по своим местам.
Некоторые курсанты успели пожениться и уезжали вместе с женами к новому месту
службы. Мы оба с Сашей Шаповаловым получили назначение в штабе округа в одну
часть – в 27 артиллерийский полк 17 стрелковой дивизии, которая дислоцировалась
в г. Горьком.
В Москве побыл я очень мало. Посоветовавшись с женой, мы
решили собрать свой наличный скарб, которого было совсем мало и ехать в Горький
вместе. Конечно, мы не рассчитывали на получение сразу соответствующих
аппартаментов. Полагали, что где-нибудь временно найдем угол, а там дело будет
видно.
|