Закончилась наша безбашенная мирная жизнь. В Ленинграде из различных учебных заведений отобрали столько нас, что хватило укомплектовать два учебных взвода по 25-30 человек. Перед ноябрьскими праздниками 1935 года привезли нас в Киев, в Первое Киевское артиллерийское училище, которое помещалось на Соломенке. Так называлось место, где размещалось училище. Это был бывший Кадетский корпус, откуда выходили и будущие офицеры царской армии.

Поместили нас в карантин. Пока мы находились в карантине, прошли медицинскую комиссию и повторные экзамены по русскому языку и математике.

Все, кто прибыл из Ленинграда, успешно прошли медицинскую комиссию и сдали экзамены. Уже в карантине нас разбили на два взвода. Один взвод пошел в первый дивизион, второй – во второй дивизион. Я оказался во втором взводе и попал в 7-ю батарею второго дивизиона. Командиром нашего курсантского дивизиона оказался Эрикойне, тот командир, который отбирал нас и проводил предварительный экзамен в Ленинграде. Когда мы познакомились поближе, то узнали, что наш комдив неразговорчив, довольно строг, но, как говорят в армии, справедлив. Любил точность во всем, в действиях и ответах, ужасно не терпел неряшливых курсантов. Надо сказать, что это был настоящий воспитатель.

После карантина нас разместили соответственно по батареям. Как я уже говорил, наш взвод направили в седьмую батарею. Командиром батареи у нас был Коханский, тогда он носил один прямоугольник. Это был подготовленный командир – свое дело знал превосходно и был хорошим педагогом и психологом. Он располагал к себе курсантов своей внешностью и добродушием. Это был высокий, стройный, представительный человек. Таких, очевидно, раньше отбирали только в особые гвардейские полка. Хотя он также был очень требователен, но более добродушен, чем командир дивизиона. Первым нашим командиром взвода был тов. Урман. Он был довольно педантичен, неразговорчив. Вел он у нас практические занятия по изучению вооружения, материальной части артиллерии, строевые и тренировочные занятия по артиллерийской стрельбе, а также по огневой службе. Чувствовалось, что свое дело он знал превосходно, требовал всегда четкого исполнения службы и знаний преподаваемого материала. Однако курсантов к себе он не привлекал так, как командир батареи. Если командира батареи больше уважали, то командира взвода, наоборот, больше боялись. Я не описал, что из себя представляло училище.

Училище, как военно-учебное заведение, располагало всем необходимым. Очень хорошо были оборудованы учебные классы, лаборатории, полигоны. Жили курсанты в том же здании, где были расположены учебные классы. Курсанты жили побатарейно или даже по две батареи вместе – в одном здании человек по 150. Чистота помещений была идеальной. Здесь же были расположены спортивные помещения и довольно приличная медицинская часть. Столовая располагалась на втором этаже главного корпуса. Кормили курсантов четыре раза в день и довольно прилично. После Ленинграда, когда приходилось принимать пищу от случая к случаю, нам это казалось чем-то сверхъестественным.

Квартиры преподавателей находились на территории городка. Во дворе городка был расположен хороший крытый конный манеж, где проходили все занятия по конному делу. Там же, как правило, проходили зимой конно-спортивные соревнования. Короче говоря, училище кроме учебного корпуса, внутри городка располагало всеми подсобными помещениями, парками для артиллерии, конюшнями и складскими помещениями.

Как только мы сдали все экзамены и прошли все формальности с оформлением – нас представили командованию училища. Начальником училища в то время был комбриг Гофе, комиссаром училища бригадный комиссар Мазепов, который впоследствии был переведен на Дальний Восток. Заместителем начальника училища был полковник Буковский, начальником учебного отдела – полковник Иваницкий, начальником политотдела – батальонный комиссар Долинин.

Начальником строевого отдела был капитан Самсонов, который в период Великой Отечественной войны оказался большим теоретиком в разработке теории артиллерийского наступления. В последующем он был преподавателем в высших военно-учебных заведениях в звании генерал-полковника артиллерии.

Беседа длилась с нами недолго. Нас вкратце познакомили с программой, чем мы будем заниматься, кем нас выпустят после окончания училища. Естественно, нам напомнили о распорядке дня, соблюдении воинских уставов и дисциплины и об ответственности, если мы будем их нарушать.

Все руководство училища, которое присутствовало при нашей беседе, произвело на нас довольно благоприятное впечатление. Чувствовалось, что эти люди высоко эрудированы не только в знании своего дела, но и вопросах педагогики и психологии и могли расположить к себе аудиторию. Впоследствии мы поняли, что наше впечатление было не только кажущимся, оно соответствовало действительности. Руководители училища были высокограмотными в военном деле, очень развиты политически, обладали высокой культурой поведения и обращения с подчиненными. Они были образцом советских командиров, с которых мы брали пример и старались подражать во всех своих делах. Мне кажется, что воинское воспитание тем и действенно, что оно зиждется на силе примера старшего товарища перед своими подчиненными. Обучение и воспитание молодого солдата командир всегда начинает со слов: «Я вам покажу, как нужно делать, позабочусь о вас, но и потребую от вас».

Вышли мы после беседы с поднятым настроением и большим желанием быстрее приступить к изучению военного дела по своей специальности артиллериста. Но нас неожиданно постигло большое разочарование. После распределения нас по батареям распорядок дня нам показался очень трудным. Все рассчитано по минутам, а мы не укладывались в эти минуты и начинали роптать. Подъем был в 6 часов утра, зарядка, чистка техники и стрелкового оружия, уборка помещений, туалет. После всего этого радостная процедура – следование на завтрак. На завтраке тоже нужно успеть, а то последует команда «встать» и останешься без завтрака.

Далее два часа занятий и в 11-00 снова легкий завтрак. После шести часов занятий – уборка и кормление коней, чистка техники и после туалета – обед. Далее, желаешь или нет, соблюдай ритуал – мертвый час, кто пожаловался на недомогание, в это время отправлялся на прием к врачу. После обеда было продолжение занятий и самоподготовка в течение 4 часов. Продолжительность плановых занятий, включая самоподготовку, была 10-12 часов в день. Вечером – снова процедура чистки и кормления коней, чистка техники, подготовка всего необходимого к следующему дню занятий. По окончанию рабочего дня – ужин, один-полтора часа личного времени, прогулка и в 23-00 – отбой ко сну.

Вначале мы никак не могли привыкнуть спать совершенно без белья. Вся верхняя одежда и нижнее белье аккуратно складывались на стул. Ночью, в первое время, кое-кто из нас старался взять белье и натянуть на себя. Как правило, страж в лице … и дежурного по подразделению все это обнаруживал, поднимал ночью и заставлял снова все сложить. Наутро за такие проделки старшина объявлял соответствующее возмездие вынесением нарядов вне очереди по дивизиону или по конюшне. Первое время нам прощали мелкие нарушения, учитывая нашу неопытность,  и ограничивались замечанием. В последующем спуску никакого не было. К распорядку дня мы начали привыкать и входить в общую колею. К другому мы не могли привыкнуть. Когда нас вызвали в облвоенкомат, то говорили, что Киевское училище на механической тяге. Возможно они были правы. В Киеве было два артиллерийских училища: одно на конной, другое на механической тяге. Нас привезли и определили в первое, то есть на конной тяге. И, как я уже говорил, после беседы и определения в подразделения нам, первокурсникам, вручили для чистки по два коня. Во-первых, многие из нас встретились с конем впервые; во-вторых, чтобы содержать в приличном состоянии пару коней, нужно три раза в день их чистить до седьмого пота. А чистота проверялась очень тщательно. Пройдет старшина или командир взвода, тронет белой тряпочкой в то место, куда боишься подступиться, обнаружит следы пыли или грязи – снова чисти и выслушивай нотацию за нерадивость. Зимой с утра раздетыми на морозе нужно 1-1.5 часа наводить туалет коню. Единственное спасение, чтобы самому не замерзнуть – энергичное движение при чистке, то есть быстрое движение щеткой и скребницей. Кто не представляет себе – это лошадиный труд. И вот пошел ропот у ребят на счет того, нельзя ли возвратиться обратно в Ленинград. Такое настроение появилось у многих из нашего взвода, в том числе и у меня. Все в училище нравилось, даже тот суровый распорядок дня можно было перенести и привыкнуть к нему, но кони перевернули все наши планы с ног на голову.

Ребята от роптания между собой перешли к высказыванию своего неудовольствия в открытую, и даже некоторые товарищи проявляли элементы неповиновения. Особенно ръяно в этом направлении повел работу бывший студент второго курса физико-математического факультета Ленинградского университета Мельников. Один раз он перед преподавателем математики Лукашевичем выкинул такую хохму. Во взводе каждый день назначали дежурного по взводу, в обязанности которого входило: обеспечение для занятий необходимыми приборами, канцелярскими принадлежностями и литературой, а при входе преподавателя в класс – докладывать о готовности и наличии курсантов. И вот будучи дежурным, Мельников доложил Лукашевичу так: «Тов. Генерал, второй взвод в сумме 28 человек присутствует на занятиях полностью».

Преподаватели общеобразовательных дисциплин были приняты из гражданских учебных заведений, но они носили военную форму и знаки различия. Этот доклад даже на ребят произвел неприятную реакцию. Преподаватель сделал ему замечание и оказалось, что инцидент был исчерпан. Преподаватель Лукашевич был довольно добродушным старичком и командованию об этом случае не доложил. Однако, во взводе был такой курсант по фамилии Андреев, который все передал командиру батареи. Мельникова начали таскать по различным инстанциям училища. К счастью, все закончилось как нельзя лучше – Мельникова отпустили обратно в Ленинград. Как говорится: «Щуку пустили в воду». Многие из нас стали после случая с Мельниковым проявлять больше смелости о нашем откомандировании обратно в Ленинград.

Это не могло ускользнуть от зоркого глаза командования батареи. О нашем поведении было доложено командованию училища.

Нас снова вызвали на беседу к начальнику училища. Не повышая голоса, комбриг Гофе спросил, чего мы хотим. Мы ответили, что поскольку нас в училище привезли, где артиллерия не на механической, а на конной тяге, то хотим нашей отправки назад, откуда нас привезли. Начальник училища сказал, что нас могут откомандировать. Мы вначале очень обрадовались, но радость наша оказалась преждевременной.

К этому времени пришел приказ Наркома обороны, в котором было указано, что из училища по различным причинам откомандировывать курсантов не к месту их прежней работы, а направлять на службу в части Красной армии для прохождения службы рядовыми красноармейцами. Причем пребывание в училище в срок службы не засчитывалось. Мы, по правде сказать, растерялись.

Начальник училища напомнил нам, чтобы мы подумали и твердо сказали о своем решении. На этой беседе нам разъяснили, что ухаживать за конями мы будем только на первом курсе. Такого оборота мы не ожидали, никто из нас не имел желания из учебного заведения идти продолжать службу рядовым в войсковых частях. На этой беседе мы дали слово приступить к учебе по-настоящему и больше к этому вопросу не возвращаться. Впоследствии, оценивая свои действия, я пришел к такому выводу, что это была детская наивность. Как можно было не любить коня, если решил посвятить себя службе в Красной армии. Ведь конь тогда являлся основным средством передвижения в армии. Будучи курсантом старших курсов и младшим командиром, я не только продолжал придерживаться прежнего отношения к коню, а наоборот полюбил коня и не расставался с ним почти до окончания службы в армии. У меня вошли в привычку ежедневные конные тренировки. Я часто стал выступать на конно-спортивных соревнованиях. Конь и я слились в единое целое и в дальнейшем не мог себе представить жизни в армии без коня. Будучи командиром, посещая конюшни во время уборки, я сам старался почистить своего закрепленного коня.

Все наши страсти на счет отправки улеглись, и мы по-настоящему приступили к занятиям, старались выполнять все другие работы, хотя на первых порах было очень нелегко. В программе нашего обучения кроме военных дисциплин были введены все общеобразовательные дисциплины, которые изучают в средней общеобразовательной школе.

Однако, изучение их проходило не в одинаковой мере. Например, математику изучали в полном объеме и довольно подробно. Некоторые разделы изучали из программы высшей школы, как то теорию вероятностей и аналитическую геометрию. В полном объеме изучали русский и иностранный языки. К изучению иностранного языка были повышенные требования. Курсант, окончивший военное училище, должен был свободно читать и переводить военную литературу без словаря. Остальные предметы общеобразовательного цикла изучали по сокращенной программе, в основном те разделы, которые необходимы были при практической деятельности. По физике – детально изучали внешнюю и внутреннюю баллистику и оптику; по химии – химический состав порохов, взрывчатых веществ, состав различных жидких и газообразных отравляющих веществ.

С учебой у меня шло довольно хорошо. По всем военным предметам успеваемость была довольно приличной. В училище большой контингент курсантов был подобран из сверхсрочнослужащих младших командиров. С этими курсантами прежде чем зачислить их в основной состав, год занимались на подготовительных курсах. Они, как правило, выглядели в более выгодном свете на фоне нас по общевоенным дисциплинам, но мы гораздо лучше их выглядели по общеобразовательным предметам. Наш взвод был укомплектован на 100% из студентов средних и высших учебных заведений. В течение трех месяцев нас в город не пускали, пока мы не прошли обучения курса молодого солдата и не выполнили первого упражнения по стрельбе из винтовки. Киева мы еще не видели, а нам очень хотелось посмотреть его. Уж очень много нам рассказывали о его достопримечательностях. Пустили нас первый раз в город только в марте месяце.

Этот период был не совсем благоприятным для длительных прогулок по городу. В это время в Киеве в полном разгаре весна. Первые визиты в город произвели на нас очень хорошее впечатление. Город действительно красив, имел много зелени, а по окраинам города – много фруктовых садов. Особенно красочно выглядел Днепр, когда его наблюдаешь с Владимирской горки. Владимирская горка являлась основным местом «паломничества» курсантов всех военных училищ Киева. Курсанты нашего училища имели превосходное транспортное сообщение с этим достопримечательным местом. У нас была конечная остановка восьмого номера трамвая, который ходил только до Владимирской горки. О достопримечательностях Киева можно очень много писать, там есть места неповторимые – прекрасный Крещатик, Киево-Печерская лавра и много других мест. При посещении города мы одевались по тому времени довольно прекрасно. Выходное обмундирование, шинели, хромовые сапоги мы получали не готовые, а шили нам персонально каждому квалифицированные мастера мастерских училища. Курсанты в своем выходном обмундировании выглядели очень элегантно и думаю, что не зря они привлекали к себе внимание киевских девчат. В обыденной нашей жизни в начальный период мы с трудом постигали искусство верховой езды и вольтижировки. Первое время после двухчасовой езды некоторые курсанты, особенно кто не имел дела с лошадьми в детстве, не могли нормально ходить. Особенно тяжело было освоить учебную и строевую рысь без стремян. Бывали случаи – набивали ссадины на ногах до крови.

Преподаватель конного дела, бывший командир эскадрона Первой конной армии Орлов, был влюблен в свое дело. Мне казалось, что для него кроме конного дела ничего больше на свете не существовало. Во время занятий становился со своим длинным хлыстом по середине манежа и смотрел, как бы кого из курсантов подстегнуть вместо лошади. Голос у него был женский, пронзительный. Как бывало заметит, что кто-нибудь из курсантов сидит в седле мешковато, как крикнет: «Что ты сидишь, как корова в седле?» Мало этого, если увидит неповиновение лошади на прыжках, обязательно врежет своим хлыстом вместо лошади по спине курсанта и, как будто, ничего не случилось. Однако, мы привыкли к нему и его причудам. Обижаться не следовало на него, он хотел, чтобы мы по-настоящему постигли искусство конной езды, вырабатывал у нас смелость, выносливость и прививал любовь к коню. И действительно многих из нас он сделал настоящими мастерами конной езды. Иногда не обходилось без жертв. Особенно получали травмы, даже тяжелые, на конно-спортивных соревнованиях с преодолением препятствий и рубке лозы. Здесь должна быть полная слитость всадника и коня и малейший просчет в управлении конем приводил к тому, что конь цеплялся передними ногами за препятствие и падал.

В этом случае всадника подстерегала беда. Хорошо, если всадник выскакивал из седла, тогда он мог отделаться легкими ушибами, а бывали случаи, что конь подминал под себя всадника со всеми вытекающими последствиями.